Шоссе после ковровой бомбардировки бойцовые коты расчищали «от обломков машин», в рукописи и журнальном варианте добавка: «…и завалов уже холодеющего мяса».

«Дохлый крысоед» у бронехода не просто «валялся», а «валялся вниз хлебалом». И убрано выделенное: «Я выбрал лужу побольше, положил пленных ХЛЕБАЛЬНИКАМИ в грязь…»

Два «дикобраза», которые ссорились из-за деревянного корыта, после того, как Гаг погнал их к Гепарду, «трусцой подбежали к Гепарду». В журнальном варианте: «…бабьей трусцой подбежали к Гепарду»; в рукописи: «…трусцой, широко по-бабьи виляя задами, подбежали к Гепарду». И далее: «и застыли в двух шагах перед ним». В журнальном варианте дополнение: «неопрятными потными кучами», в рукописи: «двумя неопрятными кучами».

Штаб-майора после начала разговора с Гепардом Гаг описывает: «седенький такой старикашка». В рукописи и журнале дополнение: «среднего росточка».

Убрано в книжных изданиях и описание дикобразов и крысоедов у костра: «Покуривают, скоты, и лакают что-то из кружек. Морды у всех довольные, лоснятся. Надо же, мерзость какая… А этот, белобрысый, дикобраза по спине похлопывает, а дикобраз, дубина безмозглая, животное, рад-радехонек, ржет и головой мотает. Пьяные они, что ли?» Убрано описание дикобразов после появления Гага: «…только пасти раззявили». Еще убрано о солдатах: «Еле лапами шевелят, грыженосцы».

Убрано и замечание Гага о пленных: «Я пленных ненавижу. Что это, понимаешь, за слизь такая — на войну пошел и в плен угодил? Нет, я понимаю, конечно: что с них взять, с крысоедов, а все-таки омерзительно, как хотите… Ну вот, пожалуйста: один сопляк согнулся пополам, и рвет его. Вперед, вперед, з-змеиное молоко! Второй начал. Тьфу! И как они, эти крысы, близкую смерть чувствуют — ведь как настоящие крысы. И сейчас ведь они ну на все готовы — предать, продать, в рабство пойти…»

После заявления Гага («Про меня не забудь, Клещ, — говорю. — Все-таки я их сюда привел…») в книжных изданиях отсутствует такой диалог, как в журнале:

— Это ты насчет ошейника? — рассеянно спрашивает он, а сам озирается.

— Нуда! Привел-то их все-таки кто?

— Не вижу вот я — на чем. Не до леса же их вести…

— А на сваях?

— Можно, конечно, и на сваях…

— Так разрешишь? — спрашиваю я.

В рукописи:

— Это ты насчет ошейника, — рассеянно спрашивает он, а сам озирается.

— Ну да! Привел-то все-таки кто?

— Да нет, я не против, — говорит он. — Не вижу только — на чем. Не до леса же их вести…

— А на сваях, — предлагаю я.

— Можно, конечно, и на сваях… Только зачем? — Он посмотрел на меня. — А если без свай? Возьмешься?

Ну вот, так я и знал. Вечно мне не везет. Что я — виноват, что ли, что моего ведомого при штабе оставили? А одному — как? У меня и сил не хватит. Буду до вечера корячиться, да потом еще всю ночь отмывайся.

— Ты же знаешь, — сказал я Клещу. — У меня же ведомого нет.

— А один? — спрашивает он. — Шнурок у тебя с собой?

Тут меня азарт разобрал.

— А подержишь? — спрашиваю.

Он покачал головой.

— Котенок… — говорит. — Ты что, наставление забыл? Ладно, не горюй. Живы будем — случай еще представится.

Из начавшегося боя убрано: «…Ага! Влепил я ему! Прямо в тупое рыло. Бронеход пятится, оседает на корму и выбрасывает в черное небо сноп искр. Побежали, побежали!.. Кот, справа! Справа! А-а-а!.. Справа ничего не вижу, да и не смотрю. Разворачиваю туда ствол, и вдруг оттуда, из алой мути, ливень жидкого огня», осталось лишь: «…И вдруг из черно-алой мути прямо в лицо ливень жидкого огня».

Убрано слово из размышлений о землянах: «Могучие они здесь, СТЕРВЕЦЫ, могучие…»

Убрана и часть диалога после слов Корнея «Пойдем кино посмотрим, — сказал он. — Один мой знакомый отличную ленту сделал. В старинном стиле, плоскую, черно-белую…»:

— Про что? — спросил я вяло. Никаких кино мне не хотелось. Не до кино мне было. И так вокруг сплошное кино. В бредовом стиле. Цветное и выпуклое.

— Про войну тоже есть, — сказал он. — Правда, действие там происходит в средние века.

Убрано предложение Корнея и оценка его Гагом перед посещением музея.

— Пойдем-ка, — говорит — Я тебе кое-что покажу. А потом, может быть, и на Луну смотаемся.

Опять эта Луна! Она мне скоро плешь переест, наверное, эта Луна.

Размышляя о проверке Драмбы (повалить обелиск), Гаг думает: «Тут бы всякого замутило, если он, конечно, человек, а не мешок с навозом. Да только мало ли от чего солдата мутит? Кишки с дороги соскребать — тоже мутило… Нет, Кот, кишки — это другое дело. Здесь — символ! Честь».