— Скотина, ну что за тупая скотина! — стонет Симонэ, хватаясь за волосы. — Он же помрет… или его убьет Чемпион, неужели непонятно?

— Заткнитесь, Симонэ!.. Таким вот образом, Вельзевул. Когда и если сюда заявится ваш бывший босс и начнется пальба, могу вам только обещать, что буду защищать вас силой оружия до последнего. Всё.

Он поворачивается и идет вон из номера. Госпожа Сневар следует за ним по пятам. В холле их нагоняет Симонэ.

— Вы, мелкая полицейская пешка! — шипит он. — Что вы делаете? Вы понимаете, что судьба в первый и последний раз в жизни бросила вам кусок! В ваших руках действительно важное решение, а вы ведете себя как последний тупоголовый…

Глебски, не размахиваясь, бьет его левой рукой по щеке. Симонэ останавливается.

— Вот тебе и первый контакт… — бормочет он, горько усмехаясь и опуская голову. — Вот тебе и встреча двух миров…

Он поворачивается и убредает обратно за портьеру. Глебски тяжело опускается в кресло перед пулеметом и, опершись локтями в столик, закрывает ладонями лицо. Госпожа Сневар садится рядом, поставив винтовку между коленями.

— Плохо тебе? — тихо опрашивает она. Глебски трясет головой.

— Долг, долг… — бормочет он. — Что это такое — долг, Кайса?

— Долг — это когда совесть чиста…

— А я вот не знаю, будет она у меня чиста после этой истории или нет… И самое паршивое, как бы я ни поступил, все равно буду замаран по самые уши… Господи, хоть бы уж этот Чемпион появился скорее!

Госпожа Сневар с ужасом глядит на него.

— Как у тебя язык поворачивается — говорить такое, Петер? — произносит она. — Зачем накликать гибель, когда она и без того идет семимильным шагом?

— Да… да… И черт меня дернул здесь остаться! Эдельвейсовой настойки захотелось… Сидел бы сейчас у себя в кабинете горюшка бы не знал…

Несколько секунд они молчат. Затем госпожа Сневар тих спрашивает:

— Ты действительно жалеешь, что остался, Петер? Ты та боишься?

— Боюсь? О, господи… Да влип я, влип, понимаешь ты это женщина моя прекрасная? Я влип, и все это у меня на шее!

Из-за портьеры появляется Симонэ.

— Мозесу совсем плохо, Глебски, — произносит он хрипло. — Он задыхается. Похоже, больше часа не выдержит… Отдайте ему чемодан, Глебски! Вы его загубите, и это будет скотский поступок…

Глебски вскидывается.

— Вот как? Скотский? Воображаю, как вы будете петь, если мы выберемся из этой каши… «Несмотря на все мои усилив мне не удалось перебороть скотское тупоумие полицейского чиновника…»

— А как будете петь вы? — орет Симонэ. — Чего вы всем эти добиваетесь? Лишнюю бляху на мундир захотелось? За непреклонность или как там это у вас… Глебски вдруг усмехается, говорит почти спокойно:

— Нет, Симонэ. Не в этом дело, хотя лишняя бляха бедному полицейскому не помешала бы. Но тут важнее. Я не эксперт, Симонэ. Я — полицейский чиновник. Вы ни черта не понимаете в законах, Симонэ. Вы воображаете, что существуют одни законы для людей, а другие — для вурдалаков и пришельцев. Мозес — бандит в глазах закона. Моя обязанность — предать его суду, будь он хоть сто раз пришелец… И еще одно, Симонэ…

Глебски подходит к Симонэ вплотную, носом к носу.

— Он сам сказал, что он — наблюдатель. А что он у нас, собственно, наблюдал? Что ему у нас надо было? Кто поручится, что он не шпион, не соглядатай, не диверсант из другого мира, который готовит вторжение… Вы поручитесь? Так вашему ручательству грош цена, господин физик! Потому что вам ведь и в голову вашу не пришло поразмыслить, в чем ваш долг землянина состоит, вы же только стоите и слюни распускаете!..

— Глебски… — бормочет Симонэ. — Погодите, Глебски…

— А, подите вы…

Слышится торопливый топот быстрых ног. Все оборачиваются. По лестнице в холл сбегает Брюн.

— Вертолет! — взволнованно кричит она. — Летит! Глебски, за ним Симонэ и госпожа Сневар бросаются к окну. Вдали над снежной равниной, на фоне мутно-сизых иззубренных скал, совсем невысоко медленно летит вертолет.

— Так, — произносит Глебски сквозь зубы. — Пожаловал… Ну, теперь держитесь, друзья мои! — Он поворачивается к госпоже Сневар. — Кайса, подвал у тебя прочный?

— Прочный, Петер, — отзывается она. — Кирпич, цемент…

— Ладно… Симонэ, стрелять умеете?

— Умею… — нехотя отвечает Симонэ.

— Возьмите у Кайсы винтовку… Кайса, Брюн, берите пулемет и ленты, тащите на крышу, в павильончик… и сидеть там тихо! Не дышать и не шевелиться! Быстро!

Госпожа Сневар и Брюн подхватывают пулемет и ленты и несут к лестнице. А по лестнице, навстречу им, спускается элегантный и прилизанный дю Барнстокр.

— Господа! — провозглашает он. — Кажется, летит вертолет, клянусь честью, я услышал шум винтов, а затем выглянул в окно и увидел… — Он поспешно сторонится, пропуская госпожу Сневар и Брюн. — Господа! — испуганно блеет он. — Что здесь происходит?