– Правда? – удивился Игорь.

– Правда.

– И расписаться не дали даже?

– А никто их об этом не просил. – Она натужно рассмеялась. – Я ведь под арестом сидела, ничего не знаю, ничего не ведаю, а все думала, вот придет сейчас мой Вася и выручит. – Она замолчала, глядя на темное море.

– А он так и не пришел?

– Нет. Не пришел. Я уж потом, как на свободу вышла, узнала, что он сперва к знакомому мильтону забежал, тот ему сказал, что я совершенно точно преступница, в Москву меня судить везут, и после этого Васенька мой слинял. Так слинял, что испугался даже зайти ко мне, «до свиданья» сказать. За будущее свое испугался при бандитке-жене. Он свое будущее как раз начинал строить.

– Построил?

– Не знаю. И знать не хочу, – обрезала Нинка.

– А ты его любила?

– Я сейчас думаю, что я тогда слишком молодая для любви была. Я только сейчас понимаю, что для настоящей любви тоже надо время набрать, возраст иметь и понимать, что к чему в этом мире получается.

Они помолчали, и Игорь сказал через минуту, очень серьезно, озабоченно и продуманно, так что Нинка сразу смекнула, что слова парня не сейчас, в ходе их разговора родились, а рассуждал на эту тему умненький мальчик, быть может, не один вечер.

– Я так, Нина, полагаю, что любовь сама по себе, как категория человеческого общения, встречается столь же редко, как большой и подлинный талант, как гениальность и вообще все самые великие открытия в истории цивилизации. Может быть, по таким моим подсчетам, настоящих любовей, если так сказать можно, встречается два-три проявления в сто лет на все человечество. И потому если к каждому человеку она такая большая, настоящая не приходит, то особенно-то жалеть нечего. Удовлетворяйся тем, что есть.

– Пожалуй, – легко согласилась Нинка. – Если откровенно тебе поведать, я ничего такого особенного не жду. Чего уж там, много всего было, по большей части, может, и вспоминать противно.

– Ты мне нравишься, – неожиданно уверенно и твердо сказал Игорь. – Честное слово. По-настоящему нравишься. Ты какая-то сильная и слабая одновременно. Я таких девушек не встречал.

Нинка хотела было хихикнуть да оспорить термин «девушка», а потом решила, что скромничать нечего, если ее «под тридцать» называют девушкой, то и отказываться да возражать ни к чему.

– У тебя, Игоречек, еще все впереди. Ты еще увидишь и встретишь настоящих женщин.

– Увидел сегодня в твоем кабаке, – буркнул тот. – Проститутками, сама видала, оказались.

Вдруг Нинка поняла, что ее так привлекает в этом парне, по характеру своему еще вовсе мальчишке. Поняла, отчего ее тянет к нему с такой откровенностью и неудержимостью. До него она встречала умненьких, интеллигентных мальчиков и мужчин постарше. Плохо знающие реалии жизни, стоявшие в стороне от нее под защитой спины родителей или жены, они были вежливы в обращении, культурны, очень интеллигенты, и ни один из них даже в припадке лютой ярости и гнева помыслить не мог ударить женщину по лицу или кулаком в живот, и все же всегда, едва приметно, в интонации или поведении – Нинка чувствовала, что она для них всегда официантка. То они замолкали посреди мысли, полагая, что она их не поймет, то говорили с чрезмерной иронией, то это еле приметное пренебрежение – и не столько пренебрежение, сколько чувство личного превосходства над ней – светилось только в глазах. Даже самые тактичные, самые деликатные из этих мужчин всегда держали между Нинкой и собой едва зримую дистанцию.

А Игорь дистанции не держал, хотя ясно было, что в культурном и интеллектуальном смысле между ним и ей такая пропасть, что ее и с шестом не перепрыгнешь.

Конечно, Нинка была уже далеко, и очень далеко, не та деревенская девчонка, которая прибыла беременной в Москву. Многие люди высокого ума прошлифовали ее мозги, напичкали ее знаниями, и нешуточными, но для рафинированных интеллигентиков и тех, кто таковыми себя считал, она оставалась официанткой. А Игорь воспринимал ее как человека. Да нет, чего уж там обманываться – как женщину, как добрую, ласковую, глуповатую молодую женщину, которая сегодня накормила в ресторане за свой счет, а сейчас, Бог даст, положит к себе в постель.

– У тебя были бабы? – с неожиданной даже для самой себя грубостью спросила она.

– Не знаю, – ответил он. – То есть знаю, что технически – была. Мы это дело делали, точнее, пробовали что-то делать. Потом я в одной книжке прочел, что мы все не так делали...

Нинка не сдержалась от громкого смеха.

– По книжке учился?!

– Да что тут такого? – обиделся Игорь. – Ну по книжке. Только и от этого толку оказалось мало. Что-то там по другим причинам не получалось.

– Вы просто друг друга не хотели. По-настоящему, – мягко сказала Нинка.

– Да?

– Да. Когда очень хочется, то главное получается само собой. Ну, а потом уж можно и по книжке справиться, если захочется чего-нибудь эдакого, особенного.

– Не знаю. В другой раз, по пьяному делу, у меня что-то вроде бы и лучше вышло, да я плохо помню.

– А теперь ты этих дел остерегаешься? – осторожно спросила Нинка.

– Может быть. Я не знаю. – Он поднял гладкий камешек и раздраженно бросил его в море. – Ты меня так и не понимаешь! Я же тебе сказал, я годами был нацелен на науку, одно развлечение – шахматы.