– Я никогда не сдам человека работорговцу.

Он долго, пристально разглядывал меня. Наконец, спросил:

– А я - человек?

– Тебе решать.
– Я поднялась.
– Всего доброго.

– Подожди - шериф придержал меня за рукав и тут же отдернулся, точно испугавшись. Снял с плеча винтовку.
– Возьми. Это лучшее оружие из всех, что у меня было... или что я помню, теперь уже и не разберешь.

Он с ума сошел. Говорят, когда-то меч для воина был едва ли не священен. Современному оружию до подобной сакральности, конечно, далеко, но... Оружие - это часть личности. Его цена не измеряется крышками. Я открыла было рот, чтобы отказаться, взглянула на Харкнесса, и поняла что отказываться нельзя. Приняла у него из рук винтовку и снова оторопела:

– Плазменная? Это очень редкая вещь... спасибо.

– Если нужно, могу показать, как с ней обращаться.

– Нужно. Никогда не имела дела с таким оружием.

Шериф улыбнулся:

– Пойдем, мы с ребятами устроили здесь тир на верхней палубе. Заодно и пристреляешься.

С этой винтовкой я потом не расставалась. Почти идеальное оружие, стоило только приноровиться. Она и сейчас... стоп.

– Док, мое оружие?

– Здесь, и оружие, и ранец - все прихватили. Он копошился где-то в углу под плеск воды и негромкое позвякивание инструментов.
– Но до чего докатился мир - женщина, очнувшись, первым делом спрашивает не про внешность, а про оружие.

– Если бы то, сколько ты проживешь, зависело от внешности, а не от оружия, спросила бы.
– Хмыкнула я.

– Вот и говорю: до чего докатился мир.
– Доктор снова оказался рядом, я успела разглядеть шприц, но укола не почувствовала.
– Впрочем, о том, как будешь выглядеть, можешь не беспокоиться - ссадина на лице затянулась, синяки сойдут через пару дней, а шрамов после стимпаков не остается... Хотя, наверное, это ты знаешь. Все, можешь мотать отсюда.

Я села, только сейчас заметив, что совершенно раздета. Оглядевшись - стесняться лечащего врача глупость несусветная - прошла к вещам, сваленным кучей в углу. Комбинезон, что был под броней, превратился в засохшую бурую тряпку - похоже, когда раздевали, его просто разрезали. Хорошо, что запасной есть. Оделась, навьючила на спину рюкзак и оружие, взяла в охапку броню - надо вычистить и отнести в починку.

– Спасибо, док. Сколько я вам должна?

– С Харкнессом расплатишься.

– Хорошо. Я потом загляну еще прикупить стимпаков, если вы не против.

– Какой дурак откажется от денег, - хмыкнул врач.
– Ладно, до скорого... И постарайся ко мне больше не попадать.

– Мечтать не вредно, док - ухмыльнулась я в ответ. Закрыла за собой дверь и застыла, встретившись взглядом с отцом.

Он порывисто шагнул, обнял, притиснув к себе прямо вместе с броней, что я держала в руках.

– Жива... Слава богу, жива.

Я уткнулась носом в его ключицу, и разревелась.

Отец гладил по голове, шептал что-то, а я рыдала как девчонка - да я и стала снова девчонкой, ревущей у папы в объятьях. Только вот в последний раз я плакала у него на коленях лет десять назад. А сейчас... Легко лелеять обиду и фыркать, мол, мне никто не нужен, взрослая уже, когда рядом действительно никого. Но до чего ж обидно видеть что да, действительно волновался, и уверен, что любит... наверное, по-своему и вправду любит - но чего ж так холодно от этой родительской любви? Холодно, больно и обидно. Потому что никак не получается уложить им содеянное в то, что называется ... Вот поэтому-то я и сторонилась Ривет-Сити.

На нас уже оглядывались и отец повел куда-то, все так же обнимая за плечи. Оказалось - в лабораторию, она была рядом, а там, в углу нашлась маленькая комната. Отец усадил на кровать, сунул под нос стакан:

– Пей.

От бесцветной жидкости в стакане ощутимо несло спиртом. Я помотала головой.

– Пей.
– Повторил отец.
– Если не хочешь, чтобы я сходил за шприцем с успокоительным.

Я вздохнула, примерилась к стакану - зубы стучали о край - махом проглотила содержимое, закашлялась. Водка в чистом виде. Хорошо хоть, не спирт.

– Держи.
– отец сунул в руку кусок полотна.
– К тому, что у девушки должен быть носовой платок я тебя так и не приучил.

– Воистину, платок - самая важная вещь на пустошах.
– шмыгнула носом я.
– Прости.

– Брось. Все ж понятно.

Ну да, понятно. Отходняк после стресса. И это тоже, кто спорит, но...

– Ничего тебе не понятно.

– Ну почему же.
– Отец сел напротив, облокотился о стол.
– Возможно, я идиот... скорее всего, так оно и есть, но отнюдь не дурак. Двадцать лет назад меня сочли предателем друзья - за то, что ушел. Сейчас меня считаешь предателем ты - за то, что вернулся.

– Если ты и от коллег ушел так же, как из убежища, то немудрено.

– Нет, как раз с коллегами я распрощался честь по чести... впрочем, это ничего не изменило. Я стал предателем, потому что бросил их с незаконченным проектом, и занялся воспитанием ребенка.
– Он вздохнул: - Налить тебе еще?

– Давай.
– Я приняла стакан.

– Твое здоровье. С такой жизнью оно тебе понадобится.

– Жизнь, как жизнь.

– Ну-ну. Когда братство стали отказалось и дальше охранять нашу лабораторию, я бросил проект - потому что единственный дорогой мне человек... все, что у меня осталось, - отец налил себе еще, выпил, - Словом, самым важным тогда было, чтобы моя дочь выросла в безопасности. Знал бы, что ты вырастешь - и подашься в охотники за головами...