Полковник пересчитал кровяные шарики в упаковке — семь штук, точно патроны в револьвере. Яд мог быть в каждом. А мог и не быть ни в одном. Птицелов знал в котором или взял наугад?.. Что чувствовал в тот миг? Да, вспомнил про птицу, будто поймал скворца, держал в руках и упустил… теперь и полковник поймал скворца!

Он выщелкнул шарик, бывший в соседней ячейке с тем, что выбрал Птицелов. Сел плотно в кресле, расслабился и осознанно, будто перед броском, выдержал паузу.

И в тот же миг подумал, что у этого недоноска в форме ОМОНа усы отрастут ещё.

Капля упала на язык и, прижатая к нёбу, стала медленно рязмягчаться, будто сладкая, тающая во рту ягодка. Полковник раздавил её о зубы и остановил дыхание…

Грузная, цепенящая боль ударила в затылок, сдавила виски. И почти сразу же онемел язык. Волна бесчувственности скользнула с него в гортань и побежала к сердцу. Хотелось того дремотного состояния покоя, которое он испытал, глядя на свистящий запал гранаты.

Полковник инстинктивно обхватил ладонями голову, сжал её и замер, ожидая развязки. Боль поднималась в голове грибом ядерного взрыва, клубилась под черепом и заполняла его пространство. Гладкая кожа на затылке и темени омертвела, зато на ладонях стала болезненно-чувствительной, словно открытая рана…

И на этой очужевшей коже он ощутил рост волос! Они были совсем маленькие, топкие, но густые, и на ощупь кожа головы напоминала бархат. Изумлённый полковник приподнялся в кресле и вдруг обнаружил, точнее, осознал страшное, нестерпимое желание жить. Только бы эта рубиновая капсула не оказалась ядом! Он никогда не принимал нитроглицерина и совершенно не знал его действия. У полковника было хорошее, крепкое сердце…

Прошло секунд десять, долгих и каких-то свистящих, словно он прыгнул со скалы в пропасть и теперь ожидал удара о землю.

Ничего не случилось! А Птицелов, помнится, умер почти мгновенно. Боль медленно опала, рассосалась, разнесённая кровью по всему телу, но этот густой, едва ощутимый замшевый ёршик на голове остался. Он не поверил своим рукам, включил свет и всмотрелся в зеркало, однако ничего, кроме своих изумлённых глаз, не увидел. Тогда он принёс настольную лампу и осветил себя сзади. Кожа на голове заискрилась: волосы росли серебристые, совершенно седые, однако это ничуть не расстроило его. Пусть хоть зелёные растут! Полковник приблизил лицо к зеркалу и стал ощупывать подбородок, верхнюю губу под носом, — и тут бабья, гладкая кожа стала замшевой, как у созревающего подростка…

За эту ночь волосы выросли на два миллиметра и, мягкие, бархатистые, были видны без всякого дополнительного освещения. Когда он утром посмотрелся в зеркало, то отметил, что похож на небритого, запившего горькую мужика. Глаза тоже были похмельные, красные и воспаленно поблёскивали.

Он включил все телефоны, и почти сразу же позвонил «папа».

— Ты где был всю ночь? — спросил он тревожным голосом.

Полковник не мог объяснить, что был дома, в собственных стенах, и в одиночку переживал одному ему понятное потрясение. Впрочем, не хотел и объяснять, потому что это не касалось даже «папы».

— Плановые мероприятия, — односложно отозвался он.

— Ты что там вчера натворил? Меня тут жалобщики достают.

Он напрочь забыл о схватке с ОМОНом и потому невозмутимо ответил:

— Не понимаю.

— Зачем выбросил ОМОН из своего двора? Поставили тебя охранять, а ты…

Голос «папы» слегка повеселел, и послышалась в нём глубоко скрытая гордость.

— Отрабатывал действия группы захвата, — сказал полковник.

— Нашёл время, — проворчал «папа». — Не трогай больше… В городе ожидаются массовые беспорядки, попытки захвата зданий и некоторых лиц. А твой домик сам знаешь…

— Этих жлобов поставили без документов, с оружием, — слегка возмутился полковник. — Банда, а не ОМОН.

— Не обращай внимания, — посоветовал «папа». — Эмвэдэшники проводят свою операцию, это их дело… Оружие и амуницию верни, когда приедут.

— Хорошо…

— И вообще, ни на что не обращай внимания. Занимайся своим делом. Возможно, эту неделю буду очень занят, так что не ищи меня…

— Ясно.

— Пока эта шумиха идёт, действуй самостоятельно. Посылай всех подальше.

— Принял к сведению.

— Будет время — позвоню, — пообещал «папа». — Кстати, как отработала группа захвата?

— Неплохо.

— Сколько сейчас у тебя человек?

— Всего восемь, — настораживаясь, ответил полковник. — Вчера работало шесть.

— Подбери людей. Мы должны иметь в этой группе человек пятнадцать, — неожиданно заявил «папа».

— Мне потребуется специальная экипировка, оружие…

— Распоряжусь, чтобы доставили, — немедленно отозвался он. — Должны быть постоянные и серьёзные тренировки. Освободи их от всех других занятий.