— Всё ясно, — заключил полковник. — Но серьёзные тренировки — тренировки на пленэре…

— Только не трогай ОМОН, — посоветовал «папа». — И воинские части.

— Понятно.

Полковник положил трубку. Разговор был странный, ибо «папа» ни слова не спросил о деле. Всякий диалог с ним начинался с досконального доклада Арчеладзе о проделанной работе. «Папа» требовал извещать его обо всём, посвящать во все детали планов, разработок и версий. То ли подействовал этот государственный переворот, то ли иные, известные причины, но интерес «папы» свёлся лишь к группе захвата Кутасова. За каким чёртом её надо удваивать? И так уже два года Кутасов сидит без работы, если не считать тренировок да редкой помощи уголовному розыску, когда требовалось бесшумно захватить какую-нибудь банду. «Папа» решил накачать мышцы отдела, хотя раньше заботился о накачке ума и всё время спрашивал об аналитической группе.

Сумасшедшая версия, рождённая полковником на обратном пути из Ужгорода, неожиданно получила новое подтверждение. Если «папе» доложить о способе перекачки золота, он не разгонит отдел и не отправит за штат Арчеладзе. И уж тем более в машину не бросят боевую гранату. «Папа» найдёт новое занятие, возможно, с жадностью уцепится за партийную кассу Бормана. Сделает всё, чтобы сохранить, увеличить и прекрасно оснастить спецотдел. Потому что это его сила, это его разум и мышцы. Это небольшая, но мобильная и вездесущая армия с неограниченными полномочиями и засекреченной деятельностью. Отдел это продолжение самого «папы», его информативный и карательный орган. Он нужен не потому, что сейчас в государстве нестабильная, взрывоопасная обстановка. Причина другая: с помощью Арчеладзе «папа» держит под постоянным контролем тайну перекачанного им же на Запад золотого запаса. Поэтому отрицательный результат работы отдела — хороший для него показатель. Значит, утечки нет.

И не «папа» ли велел прикончить информатора — старика Молодцова?! Это ожидает всякого, кто хоть что-то знает об исчезновении золота. А они постепенно будут высовываться, ориентируясь на отдел полковника. Одного заставит сделать это голод, второго — тщеславие, третьего — возможность заработать. Арчеладзе будет исполнять роль козла-провокатора, заводящего овечье стадо на скотобойню. Таким образом можно избавиться от всех свидетелей…

И не «папа» ли подсунул ему «золото Бормана», тем самым как бы продляя жизнь и законность существования специального отдела? А потом изъял золотой значок, чтобы ввести в заблуждение, разогреть профессиональный интерес…

Да, ведь золотом НСДАП активно и тайно занимается Комиссар. Значит, это не манёвр «папы»; за этим стоит ещё одна сила, связанная с Кристофером Фричем. Этот богатенький Буратино не станет швырять денежки на какую-то экспедицию в горы. И папаша его не зря финансировал фирму «Валькирия» и голову свою сложил. Да так, что и найти головы не могут…

Похоже, Урал и в самом деле поле чудес в стране дураков!

Полковник неожиданно чётко и определённо решил для себя, что пока ни в коем случае не нужно докладывать «папе» о способе перекачки золота. Тем более ему пока недосуг, его отчего-то начали волновать мышцы. И тем более получено разрешение действовать самостоятельно.

У него возникло предчувствие, что он впервые за два года существования спецотдела вышел на верный путь, освободившись наконец от хаоса предположений, версий и догадок. Но путь этот был настолько сложным и опасным, что замирало дыхание. Вырисовывались две силы, два направленных вектора их приложения: первая завязывалась на золоте компартии и «родителе» спецотдела, вторая — на золоте НСДАП и Комиссаре-«пожарнике». Всё остальное было лишь антуражем, флёром, предназначенным отвлечь внимание. Обе силы действовали параллельно, и в каждой ежечасно происходили какие-то нелогичные, необъяснимые события в виде исчезновения и гибели связанных с ними людей. Джонован Фрич пропал вместе с вертолётом; старик Молодцов был убит сразу же после встречи с полковником…

Арчеладзе позвонил дежурному помощнику и приказал к восьми часам получить подробную информацию об убийстве Молодцова.

— Есть! — ответил помощник и добавил: — Пришла шифровка из зарубежного отделения…

— Ко мне на стол! — распорядился полковник. — И всю информацию, касаемую Кристофера Фрича.

— Тут ещё есть сводка ГАИ…

— Что там?

— За истёкшие сутки проверены триста семьдесят два владельца вишнёвых «Москвичей». Список прилагается. Работы по выявлению машины, на которой в течение последних трёх дней меняли госномера, приостановлены в связи с осложнившейся обстановкой в Москве, — то ли прочитал, то ли изложил сводку помощник.

Арчеладзе бросил трубку и стал собираться. Он отпихнул в шкафу три привычных за последние полгода костюма и вытащил светлую тройку. На душе было чувство государственного переворота: хотелось выглядеть иначе, хотелось какого-то обновления, но в гардеробе полковника не было ни одного неношеного костюма. Светлая тройка смотрелась прекрасно, однако не годилась для осени. Пришлось надеть тёмные брюки и светло-серый, спортивного покроя пиджак. На кухне он выпил чаю со старым, варенным вкрутую яйцом, и эта разность температур даже взбодрила его, внесла элемент ощущения контраста. Он достал из шкафа пистолет и, направляясь в переднюю, увидел на журнальном столике упаковку с нитроглицерином.

Он почти не спал в эту ночь, но было чувство, что он напрочь заспал события вчерашнего вечера, как бывает после хорошей попойки, когда наутро остаются лишь ощущения произошедших разговоров и событий. Полковник взял упаковку, хотел спрятать в шкаф и, передумав, повыщелкал таблетки в унитаз, спустил воду.

Во дворе опять дежурил ОМОН, только теперь другой, безусый, краснощёкий и откормленный не хуже, чем североосетинский.

— Вы откуда, ребята? — спросил полковник.

— Из Омска! — весело отозвался один из бойцов. Полковник выехал со двора в ворота, услужливо открытые омоновцами, и свернул за угол…