— Да, — сказал он, — здесь одежи больше, чем в торговый день на ярмарке! Как тебе обнова? — спросил он друга, щеголяя новыми портками. Надо будет с утра кольчужку подобрать и шлем. Меч у меня уже есть. Слышь, друже, ты себе хоть кинжальчик возьми, — посоветовал он Морозке. — А то ведь по дорогам всякие шастают. Без оружия нельзя!

— Буду я тяжесть такую с собой таскать, — фыркнул парень, — мне и посоха моего хватает.

— Ну, как знаешь, — Никита присел возле костра, — только потом пожалеешь, что ничего такого не взял.

— Не пожалею!

Он вытащил из мешка остатки еды, что прихватил еще из дому. Сухари, солонина, долблёнка с водой, сало, и друзья накинулись на еду, словно стая голодных волков. Никита, ухватив огромный кусок сала, попытался просунуть его целиком в рот. Но сало не лезло. Он перевернул кусок другой стороной, но и с другой стороны кусок был не меньше.

— Постой, — сказал Морозко, взяв в руки нож, — давай разрежу.

— Угу, — промычал Никита, ткнув свободной рукой в углы рта, — Здесь и здесь.

Морозко рассмеялся.

— На, — протянул Кожемяка сало, — режь! Только не сильно тонкими кусками!

С набитым ртом Никита кивнул в сторону маленькой залы.

— Морозко, ты обещал рассказать.

— Раз обещал, расскажу!

Он выдержал небольшую паузу, затем неспешно начал рассказ:

— Было это давным-давно. Жил был один мудрец. И вздумал он из человеческих костей построить мост через окиян-море. Собирал он кости не год и не два, а целых сорок лет, и опустил он их, чтоб стали мягкие мокнуть в воду…

Морозко замолчал.

— Вот это да! — воскликнул Никита.

Ему не терпелось узнать, что же было дальше. Но Морозко молчал, молчал на самом интересном месте. Наконец терпение Никиты лопнуло и он закричал:

— А дальше, дальше-то что было?

— Так ведь кости еще не размокли! — серьезно сказал Морозко и, глядя на недоумевающего друга, рассмеялся.

— Ах, вот ты как, — Кожемяка, наконец, понял, что его разыграли, — а я-то уши развесил!

И он заржал, заглушая своим хохотом смех Морозки.

— Провел ты меня, — сказал, посмеявшись вволю, Никита. — А теперь давай, как на самом деле было.

Морозко вытер выступившие от смеха слезы.

— Да я старика своего вспомнил, он частенько меня так проводил, вот и ты попался. Ну ладно, слушай, что легенда об этом говорит: давным-давно, в стародавние времена, жили в этих местах люди. Превыше всего чтили они силу. Дети, что рождались в их племени слабыми и хворыми, тут же умерщвлялись. Их приносили в жертву богу-покровителю племени.

— Это как? — перебил Никита. — В жертву? Глупые они были! Или простых истин не знали? Сильными не только рождаются, но и становятся! Меня мать шестимесячным родила — недоносок я. А пускай мне кто скажет, что я слабак, — он подобрал валявшееся у его ног золотое блюдо, и в мгновение ока свернул его в трубу. — Да я его в бараний рог согну! А всё почему? Потому как сызмальства к тяжелой работе приучен. Силушка через солёный пот и боль во всём теле приходит. Вон, Людота-кузнец по доброте своей подобрал как-то на базаре сироту. Пацанёнок этот на кусок хлеба клянчил. Добрые люди, конечно, подавали. Но Людота сжалился и к себе взял в помощь. К делу пристроил. Поначалу помощник даже меха качать не мог — такой слабый был. Худющий, словно этот, — махнул рукой Кожемяка в сторону тронного зала, — кожа да кости. А сейчас он молотом семипудовым, что соломиной машет. Вот тебе и слабак. Так чего там дальше, было?

— Приносили в жертву и немощных стариков — обузу племени.

— Стариков? — не поверил Кожемяка. — Стариков уважать надо! Конечно, настоящему мужчине зазорно умереть в постели, но если уж дожил… Какому, Ящер задери, богу они поклонялись?

— Поклонялось это племя богу Мору. Богу смерти. Богу хитрому и вероломному, обладающему большой силой. Сам Перун в то время не мог соперничать с Мором, ибо тот был древнее и могущественнее. Из года в год получал Мор обильные кровавые жертвы: под пятой племени, которому он покровительствовал, находилось множество окрестных племен, так что недостатка в рабах для заклания на алтаре не было. С каждым днём силы Мора росли: кровь щедрыми реками омывала его кумиры на капищах. И вот однажды в племени родилась девочка, краше которой на свете не было. Она была дочерью князя, самого сильного и беспощадного человека в племени. Девочку назвали Снежинкой, потому что цвет её волос напоминал чистый снег, а… да что я тебе говорю, ты же сам видел: такую красоту нельзя описать словами.

— Да, — глубокомысленно изрёк Никита, — ну и дальше чего?

— Когда девочка подросла, она стала еще прекрасней. Охотников взять её в жены было много. Они постоянно терлись в княжьем тереме. Наконец, князю всё это надоело, и он выгнал всех ухажеров прочь. Естественно, кое- кому это не понравилось, и они затаили обиду. Но князь был ещё очень силён, а значит — прав. Снежинка с детства росла добрым ребенком. Очень ей было жалко приносимых в жертву стариков и детей. Не нравились ей жестокие обычаи родного племени, чуждыми были заповеди Мора. Всеми силами стремилась она изменить эти ненавистные ей законы. В племени смотрели на неё как на чудачку, но обижать не смели, не поднималась рука на такую красоту даже у самых отъявленных негодяев. Но вот прошло несколько лет, и обиженные ухажеры сумели убедить жрецов, что князь уже стар и ему давно пора в холодные объятья Мора. Но князь не хотел по своей воле ложиться на алтарь. Тогда соплеменники решили принудить его силой. И когда разъярённая толпа ворвалась в княжий терем, к ним вышла Снежинка. В руке у неё был зажат кинжал.