— Он уже в ирие! — убежденно сказал Морозко. — Здесь осталось лишь его бренное тело. Я уверен!

Кожемяка скрипел зубами, сжимая в ладони бесполезный сейчас меч.

— Никита! — позвал его Морозко. — Дальше пойдем? По мосту?

— Пойдем! — глухо ответил Кожемяка. — И пусть она попробует еще раз! Пусть! Я так просто не дамся!

Вдруг черные небеса расступились и вновь исторгли крылатую тварь. На этот раз птица была похожа на раздувшегося до небывалых размеров черного ворона.

— Ах ты, тварь! — выругался Кожемяка, размахивая в ярости мечом. — Кормушку здесь устроила! Ну, давай, подлетай поближе! Отведай сладкого мясца!

Птица снижалась медленно по спирали, словно и не собиралась нападать. Слегка взмахивая крыльями, она плавно парила над головами парней. Она как будто рассматривала их. Первым не выдержал Никита.

— Присматривается, — прошипел он, злобно сверкая глазами, — как бы нас поудобнее прихватить! Ну, давай, давай!!

Птица будто услышала призыв Кожемяки — сложила крылья и камнем полетела вниз. У самой земли она вновь раскрыла крылья и, пробежав по инерции несколько шагов, остановилась на краю пропасти.

— Ща я ее! — рванулся Никита.

Морозко схватил друга за рубаху:

— Подожди! Она вроде как не собирается нападать!

Птица спокойно сидела на краю пропасти. Наклонив голову, она внимательно разглядывала друзей выпуклым антрацитовым глазом. Парни, готовые к любой неожиданности, стояли не шевелясь. Ворон каркнул нечто невнятное, затем начал стремительно меняться, одновременно уменьшаясь в размерах. Миг — и перед парнями оказалась юная черноволосая девушка, одетая в короткую юбку. Грубые кожаные сандалии на толстой подошве ни сколько не портили ее стройные ножки, а легкая накидка из вороньих перьев, наброшенная поверх плеч незнакомки едва скрывала пару крепких маленьких грудей с острыми темными сосками. Незнакомка игриво подмигнула парням и облизнула маленьким язычком коралловые губы. Парням пришлось туго: дыхание сбилось, кровь гулко застучала в висках, затем стремительно рванулась в низ живота. Первым пришел в себя Морозко. Он толкнул локтем тяжело дышащего и пускающего слюни Кожемяку. Никита очнулся от оцепенения, покрепче стиснул в потных ладонях рукоять меча. Но его взгляд помимо воли останавливался на крепких грудкях незнакомки.

— Кто ты, прекрасная дева? — севшим вдруг голосом спросил её Морозко. — И что делаешь в этом мрачном месте?

Незнакомка весело рассмеялась:

— Теперь я точно знаю — вы не здешние! Местные красавцы сначала бьют в морду, а затем разбираются — прекрасная дева перед ними или нет!

— Увы, — развел руками Морозко, — мы не знаем местных обычаев!

— Поэтому, наверное, всяк стремится нас сожрать! — влез в разговор Кожемяка.

— Да, кстати, — опомнилась девушка, — а вы кто? Я чувствую в вас горячую кровь! Вы живые в этом царстве смерти! Вы боги или герои?

— Мы — простые люди! — ответил Морозко. — И здесь оказались совершенно случайно!

— Простые люди? — удивленно протянула незнакомка. — Простые люди здесь быстро становятся бесплотными тенями либо закуской, как ваш попутчик!

— На его месте мог оказаться любой из нас! — с жаром возразил Морозко.

— Я глубоко сомневаюсь, — девушка блеснула ослепительной улыбкой, — такие как вы не становятся легкой закуской! Хоть я и молода, можете мне поверить, от своих предков я унаследовала дар предвидения.

— Кто же они?! — возбужденно воскликнул Кожемяка. — А то мы все о нас, да о нас, — решил он перевести разговор, — а о тебе ни слова. Только о красоте имеет смысл говорить, все остальное тлен!

Все это он проговорил на одном дыхании с идиотским выражением лица. Морозко, не сдержавшись, фыркнул. Кожемяка укоризненно посмотрел на товарища и продолжил:

— Как зовут тебя, прелестное создание? Я не встречал никого среди людей, кто бы мог сравниться с тобой в очаровании! Твоя мать, наверное, богиня красоты? А отец…

Морозко расхохотался в полный голос, обрывая напыщенную речь друга — он не мог поверить, что Никита способен вести себя подобным образом. Однако девушка, по всей видимости, не привыкшая даже к столь грубой лести, неожиданно зарделась. Морозко замолчал, удивленный разительной переменой друга и смущением девушки.

— Нет, ни Афродита, ни Дзеванна, ни Лада не имеют ко мне отношения, — потупив глаза, спросила незнакомка. — Они же богини красоты! А я…

— Тогда не будем о них, — согласился Никита, — ты… твоя красота обжигает словно огонь! Как имя тебе, прелестная незнакомка?

— Мать назвала меня Гермионой, — лукаво улыбнулась девушка.

— Как? — удивленно переспросил Морозко. — Гермиона?

— Моя мать — великанша Ангброда, — смеясь, пояснила девушка. — Мои родные братья — Ферир — волк и Ермунгад — змей, сестра Хель — подземный ужас, а отец…

— Но как? — пораженно вскричал Морозко. — Почему я никогда не слышал о тебе? Все дети от союза Гермеса и Ангброды — чудовища! Ты же — прекрасна!

— А кто такой Гермес? — спросил Кожемяка, это имя ему было в диковинку.