Шрифт:
И у молодых не мог не возникать невысказанный вопрос: «Так был ли товарищ Сталин большевиком Закавказья № 1, был ли он «кавказским Лениным» — как сейчас пишет «Заря Востока»?»
Все это объяснялось, конечно же, не случайным недосмотром — в стране тогда еще шла борьба между троцкистами и большевистским ядром партии во главе со Сталиным. И «объективность» статьи в БСЭ была одним из подтверждений того, что в этой борьбе троцкисты и оппозиционеры (а они в тогдашней БСЭ занимали, повторяю, солидные позиции) не пренебрегают любыми методами. Недаром ведь авторы «грузинской» статьи в БСЭ не только о Сталине то и дело «забывали», но также и о Серго Орджоникидзе, Сергее Кирове, а по сути и об Анастасе Микояне…
Фактически оппозицией не просто искажалась роль Сталина в развитии рабочего движения в Закавказье, а делалась попытка дезавуировать как его самого, так и его концепцию развития страны — с упором на экономическую самостоятельность!
А молодежь была лишена возможности увидеть объективную историческую картину.
В какой-то мере информационный пробел заполнили доклад и брошюра Берии, однако наилучшим ответом на все вопросы было бы переиздание этих давних статей Сталина. Это и политическому образованию молодых коммунистов способствовало бы, и сплетни опровергло бы.
Ведь Сталин действительно заслуживал того, чтобы его называли «кавказским Лениным»! Заслуживал и как практик большевистского движения, и как его идеолог.
Так что и тут Берия оказывался не подхалимом, а зрелым политиком, мудро заботящимся о политическом воспитании масс.
Не так ли?
Сталин-то настоял, чтобы Берии решением ЦК запретили печатать ранние работы без его санкции. Но именно старания Берии в этом направлении инициировали и другое, объективно очень актуальное, решение ЦК — «признать необходимым полное издание сочинений тов. Сталина и поручить Институту Маркса—Энгельса—Ленина… разработать план издания».
Заместителем директора ИМЭЛ был тогда Мамия Орахелашвили. Но он и прочие так «разбежались» выполнять постановление ЦК, что первый том Собрания сочинений Сталина был подписан в печать только после войны (предисловие автора к первому тому датировано январем 1946 года).
Такая вот показательная деталь «развитого культа личности»…
Впрочем, до писулек ли какого-то там Кобы было Мамии Орахелашвили! Он летом 1935 года дни и ночи проводил у Авеля Енукидзе, только что исключенного из партии, освобожденного от обязанностей председателя ЦИК Закавказья и пребывающего в Кисловодске в качестве теперь уже уполномоченного ЦИК СССР по Минераловодческой группе. В сентябре Сталин писал из Сочи в Москву:
«Енукидзе не сознает своего падения, а скромностью он не страдает… играет в политику, собирает вокруг себя недовольных и ловко изображает из себя жертву разгоревшихся страстей в партии…»
Вот так ситуация в партии и в стране и развивалась! С одной стороны Сталин и Берия, тянущие воз повседневной государственной работы. А с другой стороны: «жертва Сталина» — разложившийся Енукидзе, и «жертва Берии» — изболтавшийся Орахелашвили.
И это противостояние державного дела и безответственного злобствования в ближайшие же годы в Закавказье и особенно в Грузии лишь обострилось.
ДА, СОБСТВЕННО, оно там и не ослабевало никогда. Ведь Грузия в политическом отношении была самой сложной из всех национальных республик.
Восток — дело тонкое, это мы знаем. Но к началу XX века в одной лишь Грузии из всех остальных восточных регионов России особенно было развито то, что я назвал бы политической интеллигентщиной.
Средняя Азия оставалась в европейском смысле политически девственной. Азербайджан испытывал сильное космополитическое влияние, поскольку нефть — она и в Африке нефть. Правда, в Армении доморощенных политиков-националистов, имеющих шанс и на общероссийской арене, было не так уж и мало. Но Грузия затмевала всех!
Жордания, Гегечкори, Церетели — это же были всероссийские «звезды» первой величины. Сколько «политиков» в Грузии стремились светить хотя бы отраженным их светом, однако были и склонные к собственной игре — более националистической.
Увы, «звездные» амбиции имели и многие ведущие грузинские большевики. И как среди грузин до революции был популярен меньшевизм, так теперь там был популярен троцкизм. Не в его политическом смысле — грузинские большевики не очень-то бредили мировой революцией, а в психологическом, так сказать.
У Корнея Чуковского есть прекрасный коллективный психологический портрет троцкистов, причем данный чисто для себя, в дневнике 1933 года, где он 28 января записал:
«Троцкисты для меня всегда были ненавистны не как политические деятели, а раньше всего как характеры. Я ненавижу их фразерство, их позерство, их жестикуляцию, их патетику. Самый их вождь был для меня всегда эстетически невыносим: шевелюра, узкая бородка, провинциальный демонизм. Смесь Мефистофеля и помощника присяжного поверенного…»