Шрифт:
– Да, да, конечно!
– согласился Илюша.
– А вы давно знаете Ситникова? Вы его друг?
– Видите ли, - сказал Марк Осипович, поводя округлым плечом. По совести говоря, я его вовсе не знаю, поручение пришло ко мне стороной. Но если хотите, то да, он мне друг.
– Как же это может быть?
– удивился Илюша.
– Как же может быть он вам другом, если вы его не знаете?
– Как может? А что вы понимаете под словом «друг»? Человек делает то же самое, что и я, - одно дело. Это раз. А два, это то, что у нас один и тот же враг. Значит, он уже не может не быть мне другом. Как вы на это смотрите?
Марк Осипович доверительно коснулся Илюшиной руки и заглянул ему в глаза.
– Знаете, - сказал Илюша, теплея от этого взгляда, - я никогда не думал вот так о дружбе.
– Вы не думали, - проворчал Марк Осипович, берясь за свой картуз.
– Вы о многом ещё не думали. Ну, как вам нравится, например, то, что сегодня делалось на пристани? Вы видели, как замучены арестованные. А сколько их гниёт в тюрьме - это вы знаете? А за что они страдают - это вы знаете? Нет? Ну так вот, когда вы соберетесь думать, то об этом подумайте в первую очередь.
– Об этом я уже думаю, - сказал Илюша тихо.
– Ну что ж, - сказал Марк Осипович ворчливо.
– И это уже хорошо!
Он взялся за ручку двери и стоял с минуту - неподвижный и молчаливый. Молча смотрел на него и Илюша.
– Думаете, - сказал наконец Марк Осипович.
– Думать - это ещё очень, очень мало. Надо делать!
Он сердито рванул дверь на себя и грузно шагнул через порог.
Илюша остался один. Он сидел у стола, подперев голову руками, и смотрел на протертую до ниток клеёнку. Он думал о Ситникове, о Краскове, о том, что услышал сегодня от Марка Осиповича.
«…У нас один и тот же враг. Значит, он не может не быть другом… Значит, нужно иметь врага, чтобы иметь друга? Странная парадоксальная мысль… А может быть, она вовсе не так уж парадоксальна?» Ведь чувствовал же он в Краскове друга, когда они вместе восстали против директора гимназии. А где это чувство теперь? Оно утеряно - потому что теперь у них нет общего врага. Неужели это в самом деле так?
Долго сидел Илюша у стола в мучительном раздумье; долго лежал он с открытыми глазами в постели. А когда набежал беспокойный и тяжелый сон, то вместе с ним набежали призраки. Их вел маленький, хлипкий солдат. Бледный, исхудавший, он подступал вплотную к Илюше и, вытягивая тонкую как тростинка шею, хрипло и настойчиво повторял: «Делать надо, делать надо…»
Илюша кинулся навстречу маленькому солдату и узнал в нем Ситникова, и тогда вдруг совсем рядом раздались выстрелы, и Ситников упал на землю. На груди Ситникова проступили пятна крови. Он застонал и, повернув к Илюше белое лицо, стал повторять надтреснутым, кряхтящим голосом: «Делать надо, делать надо…» Потом он поднял руку и схватил Илюшу за горло. Илюша крикнул и проснулся. Возле кровати стояла Софья Моисеевна и испуганно шептала:
– Ну-ну, довольно. Очнись! Что ты кричишь? Ты разбудишь Даню!
Илюша приподнялся на постели и поглядел на мать. Потом упал на подушку и забормотал несвязно:
– Павел? А? Это ты? Да? Павел?
– Что ты говоришь, - застонала Софья Моисеевна, - какой Павел? Это я, сынок, я! Ляг как следует, усни!
Она взяла в руки голову сына, чтобы удобней уложить его на подушку. Голова горела как в огне.
Остаток ночи Софья Моисеевна безотлучно провела возле Илюшиной постели. Утром она послала Даньку за доктором. Доктор обещал прийти только вечером. По счастью, около полудня зашла Варя, она тотчас побежала в Больничный городок, и, вызвав отца, привела его к Левиным.
Александр Прокофьевич (так звали Вариного отца), внимательно осмотрев больного и спросив, где можно вымыть руки, направился к кухонному крану.
– Ну что?
– тревожно осведомилась Софья Моисеевна, забегая вперед с чистым полотенцем в руках.
– Что вы думаете, доктор?
Александр Прокофьевич вздохнул и, повернув кран, сказал угрюмо:
– Думать тут нечего, матушка. Всё ясно. Сыпняк.
Глава тринадцатая. КАК ПИШУТСЯ ДОНЕСЕНИЯ
Ситников сидел в штабе. Стрекот ундервуда гулко отдавался в стенах каюты. Ситников клевал носом, ставил кляксы и старательно счищал их с бумаги. Время от времени кто-нибудь гремел сапогами по трапу и, заглядывая в штабную каюту, торопливо спрашивал:
– Виноградов здесь?
– Нет, - отвечал Ситников, не поднимая головы от бумаги.
– А он не на «Учредителе», случаем?
– Может, и на «Учредителе»!
Человек убегал, но спустя несколько минут появлялся другой: