— Готова ли ты участвовать в ритуале по доброй воле? — вновь повторил он вчерашний вопрос, хотя ответ и так был ясен любому.

И все-таки Xapar вздрогнул от неожиданности, когда она громко, издевательски расхохоталась, и часто заморгал, но тут же взял себя в руки. Пьяная толпа взревела, требуя для непокорной немедленной смерти, но жрец поднял руку, и крики почти сразу стихли.

— Великий Затх,— громко, нараспев заговорил он,— допусти нас к себе. Твоя непослушная дочь желает оказаться еще ближе, чем была вчера, чтобы свет твоей мудрости проник в ее сердце. В ночь полнолуния, на исходе седьмого дня, ты получишь ее жизнь и ее силу!

Дробь все ускорялась. Теперь в нее ворвались новые удары, диссонансом звучавшие в странном, но стройном ритме, отбиваемом до сих пор. Именно в этот миг Конан почувствовал, что начинает дуреть, вспомнил, какими измученными пришли вчера с площади их люди, и тут же повернулся к Мэгилу. Его приятель стоял рядом и тупо глядел по сторонам. Киммериец тряхнул Мэгила за плечо так, что голова его безвольно мотнулась, а зубы громко лязгнули. Однако с лица, словно маска, сползло идиотское выражение.

— Что? Что здесь происходит? — удивленно пролепетал он, будто только что пришел в себя после глубокого обморока, и уставился на Конана.

— Следи за собой, если не хочешь стать таким же, как эти,— кивнул он на толпу восторженных кретинов, бесновавшуюся вокруг.— Да и за мной тоже приглядывай,— добавил он, подумав.

Прошло совсем немного времени. Хараг, как и вчера, молча смотрел на пирамиду, ожидая от нее отклика на свои слова, и Конан перевел взгляд туда же. Ему вновь показалось, что черная поверхность вздрогнула и на глазах стала меняться.

С уровня образовавшейся вчера площадки вновь начали проявляться ступени, и когда число их достигло десяти, Конан увидел, как открывается еще одна полка, примерно на пять локтей выше предыдущей и почти такая же по размерам. И вновь на вертикальной стене проступили замысловатые руны, но были они иными, и о чем говорили, не знал никто.

— Прибежище Затха вновь открыло тебе свои объятия! Иди же к нему, к своему богу, дочь моя! — воскликнул Хараг.

— Мы же договорились вчера,— ответила девушка,— что прежде ты издохнешь!

Глаза Xapara сверкнули гневом. Он опять промолчал и вместо ответа величественно взмахнул руками. Тогда те же двое, что сопровождали Мелию накануне, потянули девушку за руки, и ей поневоле пришлось следовать за ними.

Когда они достигли вновь образовавшейся площадки, полуголый детина в маске, ловко работая тяжелым молотом, принялся забивать в стену стальные костыли, которыми заканчивались оба конца принесенной им с собой цепи, и вскоре верхняя площадка стала полностью подобна вчерашней.

Мелия стояла, опустив руки. Если внизу, на помосте, лицом к лицу с ненавистным Харагом злость и гордость поддерживали ее, то здесь не перед кем было показывать свою независимость, ибо те, кто волей судьб оказался рядом, больше походили на лишенных сострадания животных в человеческом обличии.

Плечи ее поникли. Киммерийцу вновь показалось, что еще немного, и она расплачется, но он ошибся. Девушка гордо вздернула подбородок и с вызовом посмотрела в лицо Харагу. Тот ответил ей торжествующим взглядом палача, полностью уверенного в своей безопасности и беззащитности жертвы.

Трое верзил спустились вниз, а странный человечек в накинутом на голову капюшоне остался рядом с Мелией. Несколько раз он наклонялся, как показалось, киммерийцу, к самому уху девушки, и тогда тень боли наплывала на ее лицо. И хотя внешне она оставалась совершенно безучастной, Конан видел, чувствовал, как дорого дается ей это спокойствие, и возненавидел маленького негодяя.

Тем временем Хараг хлопнул в ладоши, и на помост привели человека со связанными руками, которого Конан не знал, но который тоже, видно, чем-то не угодил своим хозяевам. Это был рослый, сильный, заплывающий жирком нестарый мужчина.

— Значит, ты решил предать нас? — спросил Хараг, совершенно не интересуясь ответом.

— Я не предавал, повелитель! — испуганно запричитал тот, и лицо его исказила гримаса страха.

— Ты рассказал врагам то, чего знать они не должны!

— Они напоили меня! — в отчаянии воскликнул пленник.

— Был пьян, говоришь? — переспросил жрец, и в глазах обвиняемого мелькнула надежда.— Значит, виноват вдвойне. В котел его!

Толпа восторженно взревела. С детства воспитанные в страхе, постоянно подогреваемом жестокими наказаниями за любую провинность, одурман аненные выпивкой и грохотом барабанов, они не испытывал и жалости ни к кому, кроме себя.

Хараг кивнул страже, и те потащили приговоренного к сверкающему на солнце бронзовому котлу, укрепленному над поленницей. Несчастный упирался, изо всех сил стараясь оттянуть страшный миг. Его крики доводили толпу до исступления. Люди бесновались, требуя мучительной смерти для изменника.

С настила подняли щит с отверстиями для рук, ног и головы. Смертник завопил еще громче и начал вырываться с такой силой, что даже двое дюжих надсмотрщиков с трудом удерживали его.

К приговоренному подошел палач и сорвал с него одежды. В тот же миг Сурия легко сбежала по ступеням и остановилась рядом с пленником. Ее огромные глаза хищно прищурились, а пухлые, чувственные губы изогнулись, приоткрыв два ряда жемчужных зубов.