И тут снова появился Витька Корнеев. Сначала он подсел к Маргарите и пытался с ней о чем-то серьезно поговорить, но она была молчалива и немногословна. Наверное, результат его не удовлетворил и он взялся за меня.

Он был груб и несносен. При ней, публично, он вдруг стал высмеивать меня, называя полным дураком, не способным на самые примитивные магические шаги… Я разозлился, но вытолкать его не смог — магистр все-таки. Девушка смотрела на нас расширенными от ужаса глазами, и под ее взглядом я быстро отрезвел и вызвал Романа, после чего Корнеев вдруг сник, как-то странно посмотрел на меня, потом на нее, горько вздохнул и, ссутулившись, вышел из зала.

— Что я тебе говорил? — суровым шепотом спросил Роман, отведя меня подальше от Маргариты. — Ты видишь, что творится?

— Но ведь она — живой человек, — пытался оправдаться я. — А мы ее в клетку.

— А мы тут не живые? — еще более распаляясь наседал на меня Ойра-Ойра. — А ведь маг, потерявший над собой контроль — это страшная штука.

И я покорно кивнул, соглашаясь, но тут появился Выбегалло и я, впервые обрадовавшись его появлению, с облегчением передал ему Маргариту.

А зря, с огромным сожалением сказал вслед Роман и, как оказалось, был прав — буквально через полчаса в зал влетел Эдик. Его вид меня удивил — таким злым и нервным я его никогда не видел — более спокойного и корректного сотрудника у нас в институте было не найти.

— Сашка, представляешь, — еле сдерживаясь проговорил он. — Этот дурак Выбегалло ей все рассказал.

Я нашел ее в виварии. Строгая и напряженная она сидела в каморке Альфреда, который вежливо ушел на обход вверенной ему территории. Ее губы были сильно, до синевы, сжаты, а лицо окаменело. На меня она даже не взглянула.

Я осторожно подошел к ней, хотел было успокаивающе погладить, но в последний момент не решился и просто присел рядом. Она чуть отодвинулась. Маргарита, с горечью подумал я, где же твой Мастер?

— Не переживай так сильно, — только и смог сказать я.

Она посмотрела на меня долгим взглядом. Потом подняла правую руку.

— Выходит — это неживая рука, — сказала она сухим бесцветным голосом. — Рука неживого человека. А обыкновенной искусственной куклы.

Я открыл было рот, чтобы возразить, но сразу не сообразил что и сказать.

— И все, что внутри меня, тоже не настоящее — печень, легкие, сердце, мои ноги и глаза — все это искусственное, неживое…

Она посмотрела на меня влажными, глубокими от тоски и ужаса, глазами, при виде которых влага подступила и к моим глазам.

— И я — один сплошной вымысел…

И непонятно было, спрашивает она или утверждает.

— Ну почему же, — кашлянув, проговорил я, пытаясь держать себя в руках. — Ты же реальная, ты же существуешь. Ты можешь ущипнуть себя, порезаться, и у тебя, как и у всех, пойдет кровь.

— Но ведь все это создано искусственно! — воскликнула она с непередаваемой болью.

— Да нет же! — еще более энергично воскликнул я, схватив ее за руки. — Все не так! Ты самая настоящая! У тебя такая же кровь, как и у всех. У тебя все такое же, вплоть до молекул и атомов. А какая разница — как все это создалось — в живой материнской утробе или внутри искусственного аппарата. Главное — это результат, — закончил я, непроизвольно притягивая ее к себе. Она покорно уткнулась лицом в мое плечо.

— А детство? Руки матери? Ее ласковый голос? — глухо проговорила она дрожащим голосом.

— Да, конечно, — согласился я, чувствую, что лед все-таки сломлен. — Ты была всего этого лишена. Это — минус. Но ведь не эти же события делают человека человеком!

— А что тогда? — снова спросила она и я понял, что сказал лишнее.

— Ну-у, это уже высокая философия, — пробормотал я. — Я в ней не силен. И вообще, я считаю, что никакими тестами и заранее заданными признаками нельзя определить, человек перед тобой или нет. Тут уж каждый решает сам. Если ты чувствуешь, что ты человек, думаешь как человек, понимаешь что ты человек — значит, ты и есть человек. А если ты — недобрый пришелец, всячески маскирующийся под человека, тогда конечно, пройдешь все тесты на отлично, — сказал я, чтобы только ее развеселить.

— А ты как думаешь, кто я? — тихо спросила она, по-прежнему прижимаясь ко мне.

— Это была шутка, — так же тихо сказал я.

— А на самом деле? — продолжала настаивать она. — Как ты меня воспринимаешь? И как воспринимают другие? Участвующие в моем создании, видевшие весь этот процесс с самого начала?

— Как абсолютно нормального человека, — уверенно ответил я. — Такого же как все. Ты пойми, — поймал я новую нить убеждений. — В процессе создания младенца тоже участвуют разные люди, прилагают какие-то усилия, диета, наблюдения врачей, акушерки. Только у одних процесс создания протекает долго, а у тебя он несколько ускорился. Только и всего!