Шрифт:
Тут дверь снова распахнулась, и появилась группа детей, одетых в странные черные костюмы с белыми пятнышками.
– Эфирь Яковлевна, – заныли они, – мы вас заждались.
– Сейчас, крошки-доминошки, – улыбнулась Фира, – можете пока готовиться, а я гостя провожу.
Пришлось мне встать и нехотя двинуться к двери.
Дети, шушукаясь и толкаясь, выстроились изломанной линией.
– Что они будут делать? – спросил я.
Честно говоря, мне хотелось использовать любую возможность, чтобы задержаться хоть на пару минут.
– Мы готовили выступление, – охотно объяснила Базилевич, – в марте должен состояться концерт, посвященный юбилею нашей школы. Это танец «Домино».
– «Домино»?
– Ну да! Видите – дети изображают костяшки. Очень симпатично получается!
– Какая интересная идея! – восхитился я. – Вы гениальный педагог!
– Что вы, – смутилась Фира, – я всего лишь самый рядовой преподаватель музыки. Все уже давно придумано до меня. В живые шахматы играли еще во времена Римской империи.
– Надо же! – кивнул я. – Никогда не слышал о таком.
– Вы почитайте замечательную книгу Иосифа Гольцова «Люди и игры», – посоветовала мне Фира, – вот там об этом подробно написано. – Потом она отвернулась от меня, хлопнула в ладони и сказала: – Итак, танцуем!
Глава 30
Нора забрала у меня диктофон и велела:
– Так, послушаю это без тебя. Ты пока поешь!
Но мне совершенно не хотелось опять попасть в руки Муси и Ореста Михайловича. Очень тихо я прокрался в свою комнату. Вообще говоря, все идет к тому, чтобы сесть на диету, сегодня утром я не сумел застегнуть брюки, потом кое-как влез-таки в них, но испытываю дискомфорт, они явно стали мне малы.
Я, конечно, не Николетта, которая приходит в панику, увидев на своих сверхточных электронных весах прибавку в пятьдесят граммов. Но ведь неизвестно, сколько еще килограммов прилипнет ко мне: Муся и Орест Михайлович самой важной своей задачей считают «откармливание» хозяев. Хотя они же не привязывают меня к стулу и не впихивают в горло еду, кто мешает мне отказаться от ужина…
В комнате я перевел дух, зажег лампу и, включив тихо радио, начал раздеваться. Не привязывают к столу? Да, веревками они не пользуются, парочка применяет иную методу. Стоит вам отодвинуть от себя полную тарелку или вообще отказаться трапезничать, как из глаз Муси и Ореста Михайловича начинают изливаться потоки слез и они заводят речи о самоубийстве. Волей-неволей приходится есть.
Вообще говоря, своей пламенной заботой они довели нас с Норой почти до безумия. Никогда бы не подумал, что это возможно. Вот сейчас я вошел в комнату и увидел, что Муся расстелила мне постель, взбила подушку, а на одеяло положила теплую фланелевую пижаму, кстати, сие ночное облачение она купила лично. Я, извините за интимную подробность, предпочитаю спать в чем мама родила. Мне неудобно в куртке и брюках лежать под одеялом, к тому же жарко. На мой взгляд, лучше иметь теплое одеяло. Но у Муси имелось свое мнение по этому поводу, и она, не поленившись, сгоняла в магазин. Теперь мне предписывается спать в пижаме. Радует лишь то, что Муся не приобрела для меня ночной колпак и ночной горшок. Еще она удалила из моего ночника двадцатипятиваттовую лампочку и ввернула туда более мощную. Я люблю вечером читать в полумраке. Но Муся пришла в ужас:
– Вы испортите глаза!
Я попытался отшутиться:
– Ну сколько мне еще осталось! На мой век этих глаз хватит.
Сказал и горько пожалел об этом. Муся моментально захлюпала носом.
– Я не переживу вашей кончины! – зарыдала она.
Пришлось утешать горничную, и теперь ради ее спокойствия мне приходится лежать вечером при свете прожектора. Ей-богу, я все больше и больше прихожу к выводу, что наша Ленка, тоскующая сейчас со сломанной ногой в больнице, не самый плохой вариант домработницы. Да, она мерзко готовит, плохо убирает, ворчит по каждому поводу и никогда не записывает фамилии тех, кто звонит по телефону в ваше отсутствие. Зато она не мешает вам жить. Муся же безупречна со всех сторон. Перед телефоном у нас теперь лежит блокнот, где корявым почерком написано: «12 числа, месяц февраль, звонил Рогов Константин Борисович, хотел поговорить с Элеонорой. Цель разговора: не сказал». Но почему же мне кажется, что с Ленкой жить комфортней? Нет, человек неблагодарное животное, чем лучше ему делаешь, тем хуже он к вам относится.
Заперев тщательно дверь (кстати, до появления в нашем доме Муси я никогда не пользовался ключом, Ленке и в голову не приходило ворваться в мою спальню, а Муся вполне способна влететь сюда и начать подтыкать одеяло), я мирно сел в кресло, слегка приоткрыл окно и начал курить, слушая радио. Шла передача, посвященная музыке.
– Как ты относишься к группе «Мармелад»? – гнусаво спросила ведущая.
– Прикинь, Маньк, – ответил гость, – эти козлы из «Мармелада» считают, что лабухают музыку! Да это отстой! Не вставляет она меня! Козлятина!
– Ну ты ваще и злой, – восхитилась диджей, которую гость без особых церемоний величал Манькой, – прям весь зашился! А вот Петька из «Мармелада» говорит, что ты, Пашка, говнюк!
– Забил я на его слова, – фыркнул Пашка, – плюнул и растер. Я говнюк? И… со мной! Только Петька кто? Педрила! Ваще у нас одни педики на сцене, только я мужик! Девки, слыхали? Все ко мне!
Из динамика понеслись довольное, визгливое хихиканье ведущей и густой хохот гостя.
– Ну ты, блин, Пашка, приколист, – восторгалась диджей, – я просто описалась!