Одного мощного удара не получилось. Операция распалась на несколько отдельных боев, никак не связанных друг с другом. Боев жестоких и кровопролитных...

**

Четыре переводчицы сидели у костра, дожидаясь, когда закипит вода в котелке. Хотелось спать, но сон не приходил. Бригада ушла на юг, 'Добросли воевать!' - как выразился муж Наташи Довгаль - лейтенант Митя Олешко. А комендантский взвод и переводчиц оставили у бригадного госпиталя. Хотя они и рвались в бой, но комиссар бригады приказал им остаться. Пленных, мол, и потом можно допросить, а ненужный риск - ни к чему. 'Глазки и ушки вы наши!'

Приятно, конечно, но обидно!

Больше всех волновалась Наташа. Быть замужем - это значит волноваться за двоих, а может и за...

– Наташ, а Наташ! Расскажи, как там...

– Где?
– не поняла она, задумавшись.

– Ну... Ну, замужем!

Наташа тихонечко улыбнулась.

– Наташ, не томи!
– глаза Любы Манькиной горели извечным женским любопытством.

– Ласково, Люб, нежно и ласково!

Ветки в костре уютно потрескивали.

– А как вы... Ну это...

– Любопытной Варваре нос оторвали! Замуж выйдешь - узнаешь! Заварку лучше доставай. Чаю пошвыркаем, - отмахнулась от любопытной подружки Наташа.

Манькина запустила руку в вещмешок, пошуршала там и вытащила кисет, в котором, в отличие от мужиков-курильщиков, хранила чай.

– А говорят первый раз больно, да?

– Люб, отстань от Наташки!
– сказала Вера Смешнова, переводчица из третьего батальона.
– Ну чего докопалась? Мужик у нее под пули ушел, а ты?

– А я чего, - сыпанула Любка заварки в кипяток.
– Наташка вон счастливая какая ходит. А я, поди, мужика и не узнаю никогда. Вон и сколь поубивало уже. Я и влюбляться-то боюсь. Ну, как убьют!

– Когда любишь - самой умирать не страшно. За любимого страшно, Люб! Вот я тут сижу, а он, может быть, уже раненый где-то лежит...

– Тьфу,тьфу! Ты что говоришь-то, Наташ! Накликаешь же!
– Манькина постучала по полену.
– Нельзя так говорить!

– Ты, Люб, комсомолка, а чего тогда суеверная такая?
– сказала Вера.

А Наташа только вздохнула:

– У меня сахар есть, держите, девчат!

Вдруг, молчавшая до этого, Зина Лаптева привстала:

– Слышите? Кажется, бой начался!

И впрямь. С юга донеслись звуки стрельбы, а потом и разрывов. Грозный грохот войны. И сон пропал совсем. Слишком уж тревожно стучали сердца в такт зловещей музыке далекого боя.

– Что-то рано начали... И слышно хорошо. Близко совсем...

Девушки замолчали, вслушиваясь в канонаду.

– А у меня парень еще летом пропал без вести , в сентябре извещение пришло, - сказала Вера.
– Вот я и пошла добровольцем, в тыл просилась к немцам. В разведшколу. Думала, вдруг найду его в плену...

– Ну, вот ты и в тылу немецком...

Вера только вздохнула в ответ. Потом допила чай и сказала:

– Девочки, я в туалет. Кто со мной?

Холод, постоянный холод. Днем и ночью. В результате, как ни спасайся, цистит. Это в лучшем случае, если чего другое, женское не отморозишь. Достаточно кружки чая выпить - и все, уже прижимает внизу живота. И жжет. А бежать некуда - кругом мужики. И какими шалями не обматывай живот и поясницу...

– Я с тобой, - сказала Наташа.
– Девчат, подождете?

Отошли подальше от лагеря.

– Давай подержу, - Вера взяла наташкин 'ППШ'. Неудобно с автоматом в кустиках присаживаться в сугроб. Да еще снимать полушубок, расстегивать комбез, вытаскивать из вещмешка вату...

– Вер, я все. Давай покараулю.

Наташка отошла чуть в сторону, по натоптанной уже девчонками тропинке. Это ее и спасло.

– Хальт!
– с разлапистых елей слетел снег, обсыпав вышедших из-за деревьев немцев. В белых маскхалатах, белых касках, с оружием, обмотанным бинтами.

– Верка, немцы! Скорей! Скорей, Верка!
– Завизжала от испуга Наташка и выпалила очередью из одного их автоматов. Конечно, не попала. Держа две тяжеленных железяки, с одной руки - редкий мужик бы попал. Пули ушли куда-то вверх. Но немцы попадали, заорав и открыли пальбу.

Пули свистели и шипели, взбивая снежные фонтанчики. Наташка упала тоже, ткнувшись лицом в сугроб. Потом приподнялась на локтях и дала короткую очередь. Еще одну...

– Верка! Верка!

– Наташка, беги!! Аааа!!
– и крик внезапно оборвался. Довгаль встала на колено и от отчаяния выпустила сначала один диск, а потом другой в сторону фашистов, а потом побежала к лагерю. За подмогой.