В этот майский день пополудни по длинным коридорам дворца Квиринале разносились звуки пианино фирмы «Бехштайн». Но они оборвались, как и начались, внезапно. Дежурный посыльный воспринял это как своеобразный сигнал: принцесса Мария-Джозе была готова принять очередного посетителя, которые часто к ней приходили.

Голубоглазая тридцатишестилетняя бельгийская принцесса с вздернутым носиком и приятной улыбкой пользовалась уважением и популярностью у обслуживающего персонала дворца. Нежная и преданная мать четверых малышей — восьмилетней Марии-Пиа, шестилетнего Виктора-Эммануила, трехлетней Марии-Габриэллы и трехмесячной Марии-Беатриче, — она жила отдалившись от мужа, кронпринца Умберто, и тестя, короля Виктора-Эммануила, который даже ни разу не навестил ее за два года. Прислуга с пониманием относилась к ее потребности в человеческих контактах.

Но никто из них даже не подозревал, что Мария-Джо-зе являлась поляризующей силой антифашистского движения Сопротивления и что в ее четырех комнатах на антресолях, которые она называла «апартаментами одинокой женщины», принцесса принимала эмиссаров подпольных политических партий и движений, которые росли как грибы после дождя, а также представителей Ватикана.

Три года тому назад, 10 мая 1940 года, когда немецкие танки ворвались в ее родную Бельгию, Мария-Джо-зе объявила личную войну Бенито Муссолини, которого она называла «большой сыр». В тот день, полный отчаяния, она сказала своей лучшей подруге, разговорчивой и прямой Марчезе Джулиане Бенцони:

— Если они объявят войну, я выйду из дворца и пойду по улицам с криками: «Да здравствует мир!»

Джулиана была более благоразумной, заявив, что наверняка найдутся пути и способы ведения борьбы с Муссолини, кроме кухонных разговоров с выражением к нему ненависти. И вот через три года после того разговора, 26 мая 1943 года, Мария-Джозе ожидала как раз Марчезу Джулиану, которая должна была принести сведения о политическом пакте, только что принятом фашистами.

Единственным человеком, который мог предпринять решительные шаги против этого, был король, но он, как всегда, медлил.

Мария-Джозе вела активную работу в Красном Кресте в качестве главного инспектора. Вместе с тем она совершала частые поездки на мотоцикле без всякого сопровождения, заходя инкогнито в трактиры и закусочные, где обычно обедали водители трамваев. Ее поклонники говорили:

— Мария-Джозе — единственный мужчина в савойском доме.

Изо дня в день она передавала сведения о деятельности заговорщиков против Муссолини единственному человеку во дворце, испытывавшему к ней глубокую, но безнадежную страсть, — Пьетро, герцогу Акваронскому, который своим финансовым колдовством в вопросах регулирования королевских расходов добился полного расположения и доверия дуче.

Сбросив туфли и забравшись с ногами на диван, Мария-Джозе закуривала черную тонкую сигару, столь не любимую королем, и рассказывала герцогу новости.

Многие видные политики и ученые доверяли ей. Среди них можно было назвать шестидесятидевятилетнего Бономи, бывшего премьера Италии, христианского демократа Ал сиде де Гаспери (позже ставшего премьером), профессора Фердинандо Арену, дворцового врача, и доктора Карло Антони, ее опекуна.

Уверенная в том, что эти люди будут готовы войти в новое правительство после свержения фашизма, Джулиана как-то привела к ней Гуидо Гонеллу, носящего очки дипломатического корреспондента ватиканской газеты «Л'Оссерваторе Романо».

Вскоре через него была установлена связь с еще очень важным звеном в цепи — Джулиана стала чуть ли не каждый день навещать Джиованни Батисту Монтини (ставшего позже Папой Павлом VI), бывшего в то время заместителем госсекретаря Ватикана.

Однако общаться с ним ей было нелегко. Часто, когда Джулиана заводила разговор о новых контактах и планах, Монтини молчал, подперев рукой подбородок. Однажды она, совсем растерявшись, назвала его вместо «ваше высокопреосвященство» сыном:

— Сын мой, если вы ничего не скажете, я сойду с ума.

Широко раскинув руки и обратив взор к небесам, будущий Папа ответил ей тактично:

— Матушка, Господь Бог не дал мне вашей живости. И прежде, чем что-то сказать, я должен подумать.

Но именно Монтини после встречи с Марией-Джозе довел до сведения Гарольда Титмена, представителя Рузвельта в Ватикане, и сэра Френсиса д'Арси Годольфина Осборна, британского министра при папском престоле, имена лояльных итальянских политиков. Вопрос заключался только в том, будут ли они приняты в Вашингтоне и Лондоне, когда Италия выйдет из войны.

Подобно генералу Кастеллано, Мария-Джозе устанавливала самые широкие контакты. В августе 1942 года по своей личной инициативе она встретилась на лесной поляне под Пьемонтом с человеком, который ненавидел Муссолини, — маршалом Пьетро Бадолио. И маршал заявил о своей готовности возглавить армию, когда придет время, хотя и сказал:

— Если Германия победит, нам никогда не удастся избавиться от фашизма.

Уже скоро принцесса поняла, что для успешного государственного переворота недостаточно лишь молчаливой поддержки Папы Пия XII и короля. Это стало очевидно после волны забастовок, прокатившейся по стране. Нравилось им это или нет, но конспираторы нуждались в помощи коммунистов.