В это мартовское утро Кастеллано раскрыл перед Чиано свои карты. У него и генерала Амброзио была одна цель: порвать соглашение с немцами об «оси» и начать сепаратные переговоры о мире с союзниками.

Кастеллано не был даже удивлен тем, что Чиано холодно воспринял заговор против своего тестя. Мирные планы генерала позволили ему завязать контакты со многими представителями дворца Чиги, среди которых были такие крупные дипломаты, как граф Леонардо Витетти и граф Луча Пиетромарчи. Чиано, будучи еще министром иностранных дел, открыто высказывался о необходимости выхода из войны. Опрометчиво он даже сказал как-то министру культуры, человеку дуче, Гаэтано Полверелли:

— Главным препятствием является Муссолини — если он согласится на выход из войны, мы смогли бы установить соответствующие контакты с Черчиллем и Рузвельтом.

Некоторым другим он говорил:

— В один прекрасный день мы наберемся мужества и скажем Муссолини то слово, которое со времен Маттеотти никто не осмеливался произносить, — «довольно»!

Даже в гольф-клубе «Аквазанта» он отзывался о Муссолини как о «придурковатом человеке». Вместе с Эддой он посетил свой родной Легхорн, когда союзники ночью в первый раз бомбили город. При первых звуках сирены по лицу его скользнула горькая усмешка.

— Вечный путаник, твой отец, не хочет понять, что мы проиграем эту войну, — зло бросил он и шагнул к воронке от бомбы.

Не будучи сам фашистом, генерал Кастеллано понимал, что непомерные амбиции Чиано играли на руку Муссолини. Но теперь он намеревался найти отправную точку, которая привела бы к миру. И у кого были для этого лучшие возможности, как не у нового посла Ватикана, ибо ключи к нужным каналам были в руках Папы Пия XII.

Только в одном аспекте, как открыто сказал Кастеллано Чиано, взгляды его и начальника расходились. Корректный Амброзио настаивал на том, чтобы Муссолини сам отошел от Германии, Кастеллано же считал, что у дуче на это не хватит мужества. Амброзио даже попытался оскорбить Муссолини, чтобы заставить его действовать, сказав ему однажды:

— Вы одиноки, за вами уже давно нет даже ни одного фашиста.

Но Муссолини не сделал ничего, чтобы установить контакт с Гитлером и вывести Италию из войны.

Во время своих еженедельных визитов в Квиринале Амброзио пытался подтолкнуть короля к вмешательству, но тот, хотя и слушал внимательно, ничего не говорил. Только встречи с герцогом Акваронским Пьетро, бывшим кавалерийским офицером, служившим у короля в качестве инспектора, вселяли в него хоть какую-то надежду. Король, понимая правильность их предложений, все же стремился «найти конституционное решение».

План ареста Муссолини герцог считал преждевременным и непродуманным.

С мнением герцога Чиано не согласился и с энтузиазмом сказал Кастеллано:

— Считаю это отличной идеей. Необходимо только ввести войска в Рим, чтобы предотвратить вооруженное сопротивление фашистов. Муссолини надо арестовать!

Сидя в своем кабинете во дворце Ведекинд, напротив колонны Марка Аврелия, Карло Скорца медленно покачал головой. Изучая доклады с мест, вновь избранный секретарь фашистской партии видел, что народ недоволен положением дел в стране.

За три года войны сменились три секретаря партии. В субботу 17 апреля 1943 года сорокашестилетний Карло Скорца стал четвертым. Назначая его на этот пост, Муссолини надеялся прекратить процесс гниения и распада.

И Скорца был готов идти сквозь огонь и воду. Тасканский фашист, возглавлявший в свое время одно из подразделений, шедших маршем на Рим, он как-то постригся под дуче. Свою новую работу голубоглазый блондин начал с того, что выгнал четверых крупных партийных деятелей и двадцать провинциальных секретарей партии.

— Если мы должны умереть, — заявил он на партийной конференции, — то давайте поклянемся, что умрем с достоинством и блеском. Однако доклады, лежавшие перед ним на столе, говорили, что все потеряно.

Шесть недель тому назад широкая волна забастовок, организованных по инициативе коммунистов, прокатилась по всей Северной Италии. Доведенные до отчаяния многомесячными ночными бомбардировками союзников, постоянным ростом цен и замороженной зарплатой, рабочие таких важнейших военных заводов, как «Капрони», «Фиат» и «Вестингзауз», прекратили работу. В Милане на шинном заводе «Пирелли» солдаты, посланные туда в качестве штрейкбрехеров, побросали оружие и стали брататься с рабочими. Хуже всего, один из главных мировых посредником, Туллио Чианетти, член фашистского большого совета, был забросан камнями и изгнан как собака с завода.

3 апреля, после целого месяца хаоса, Муссолини пошел на попятную, пообещав значительное повышение зарплаты и выдачу премий. Для такого реалиста, как Скорца, исход был очевиден.

— У меня такое чувство, — сказал он посыльному, принесшему донесения, — будто бы меня позвали к кровати умирающего.

— А вы не преувеличиваете? — спросил тот.

— Вы, пожалуй, правы, — согласился Скорца спокойным, отеческим голосом. — Я действительно преувеличиваю. Мне надо было сказать «умершего человека».