— Значит, пролетарий. А нацистом он не был?

— Он? — Джонни покачал головой. — Я не слышал. Мама мне рассказала как-то, что однажды отец должен был собирать деньги для нацистов — каждый обязан был это делать. Так потом у него было плохое настроение, а это у него редко бывало.

— Ну ладно, — перебил его Ешке, — он рабочий, и нацисты не очень-то забили ему голову. Это уже что-то. Если он вернется живым — ведь это фашистское отребье выдает за пропавших без вести всех, кто не погиб наверняка на поле боя, — и если он сохранил хоть немного здравого человеческого рассудка, то есть еще надежда. Ну, дружок, ты меня достаточно уже намылил. Дай-ка теперь мне бритву!

Ешке взял бритву, и стало слышно, как скребет лезвие. Джонни держал зеркало у него перед лицом. Время от времени Ешке коротким кивком головы давал ему знак, в какую сторону надо наклонить зеркало. Мыльной пены на одутловатых щеках и на подбородке становилось все меньше. Кожа под ней была слегка покрасневшей и гладкой.

— Теперь ты выглядишь вполне здоровым, — сказал Джонни. — Но у тебя все же болит что-то?

Ешке втянул нижнюю губу и закончил брить подбородок.

— Сегодня мне сделали хороший укол. К тому же мне ужасно повезло. Только все это сейчас меня не очень-то радует.

— Как это так? Ведь ты остался жив. А выжить — это уже много, особенно сейчас, когда война кончается.

Ешке стряхнул пену с бритвы и с любопытством посмотрел на Джонни.

— Как это ты дошел до такой мудрости?

Джонни вспомнил о своем друге Густаве, о том, что он ему рассказывал, и ответил:

— Тут нет никакой тайны, война через несколько дней закончится, это знает каждый ребенок.

— Каждый ребенок? — с сомнением промолвил Ешке. — Тогда тебе, дружок, больше известно, чем мне. Знаешь, малыш, я был бы очень доволен, если бы это поняли все мои ошалевшие и заразившиеся стрельбой земляки!

— А сколько же еще может продлиться эта война?

— Не больше трех недель. На Берлин я дал бы не более двух недель. Но до этого прольется еще, к сожалению, немало крови… Ешке начал чертыхаться. — И я больше ничего не могу поделать против этого!

— А что будет с тобой?

Ешке глухо проворчал:

— Если бы эта проклятая пуля не задела легкое! Остальное — легкие ранения в мягкую ткань. Но из-за застрявшей пули дома, видно, мне пока не видать. Придется возвращаться назад, возможно даже в Москву.

— В Москву? Ты уже бывал там?

— Бывал, и даже очень подолгу.

— А как ты туда попал?

— Во всяком случае, совсем не так, как предполагала эта гитлеровская банда.

«Как же это?» — Джонни задумался. Затем спросил:

— Ты ведь коммунист, правда?

Ешке быстро взглянул на Джонни:

— Откуда ты это взял?

— Ганка считает, что ты коммунист.

— Ах, вот оно что!

— Только я совсем не знаю, что это такое — коммунист…

— Не знаешь?

— Нет. Когда нам в школе или еще где-нибудь говорили о врагах, то чаще всего их называли «плутократами» или «большевиками». А коммунисты?..

Промыв бритву в эмалированной миске, Ешке снова уложил все принадлежности в жестяную коробку.

— А что ты представляешь себе под словом «коммунист»?

Джонни пожал плечами.

— Пожалуй, ничего плохого…

— Почему ты так думаешь?

— Потому что ты такой добрый.

— Добрый? Ха-ха, добрый я только иногда. Ты думаешь, я буду таким же дружелюбным, когда встречу на пути какого-нибудь фашиста?

— Тогда коммунист — это тот, кто против Гитлера?

— Тут, пожалуй, прав.

— Значит, я теперь тоже коммунист?

Ешке засмеялся. Все его тело затряслось от смеха. Бывший тракторист, который только что вставил тяжело раненному танкисту новую папиросу в отверстие для рта, с удивлением посмотрел на Джонни. Хотя он и не понял, видимо, ни слова, но заулыбался. Даже раненый в маске из гипса повернулся в сторону койки Ешке. И только слепой майор лежал без движения. Ешке закашлялся. Молодой солдат с раздробленной ногой сказал что-то увещевающее. Наконец Ешке проговорил:

— Твоя логика, малыш, просто поразительна. Можно подумать, что ты уже прошел пару семестров по диалектическому материализму.

Джонни чувствовал себя польщенным, хотя и не понял смысла.

— Во всяком случае, — проговорил он через некоторое время, — если коммунисты против Гитлера, да еще… — Он запнулся.

— Что? — помог ему Ешке.

— Я думаю, что если вы еще и заботитесь о том, чтобы война поскорее закончилась и больше не умирало столько людей, то вы — хорошие.

— Ишь ты, — пробурчал Ешке, вытащил левую руку из-под одеяла и мягко потрепал Джонни за волосы.