Шрифт:
Галина Михайловна разинула рот.
– Нет-нет, – замахала руками Роза Константиновна, – я ни в чем не упрекаю бедную детку! Она же не виновата, что родители не сумели дать ей достойное образование. Курсы машинописи! На этом далеко не уедешь! К тому же Карочка последние годы не приближалась к пишущей машинке, целиком посвятив себя мужу. Я-то выучила Ефима на факультете журналистики МГУ, престижнейшее место. Но у меня был состоятельный супруг, работящий, приносящий по советским временам тысячи! А у вас…
– Что у меня?
– Ну, милая! Всем же известно, что отец Кары запойный алкоголик. Удивительно еще, что муженек не пропил вашу квартиру. Простите, я не слишком хорошо разбираюсь в спальных районах, как называется тот, где расположена ваша жилплощадь?
– Бескудниково, – поймалась на крючок Галина Михайловна.
– Как? Паскудниково? Боже, какое ужасное название. Хотя, помнится, тут, недалеко от этого загородного дома, было когда-то некое Суково, а теперь оно называется Солнцево, очень романтично. Жителям вашего района следует обратиться в мэрию, и Паскудниково переименуют в какое-нибудь Ромашкино!
– Бескудниково, – рявкнула Галина Михайловна, демонстрируя завидный объем легких, – старый, обжитой, экологически чистый район!
– Надо же, – покачала головой Роза Константиновна, – я ослышалась! Впрочем, когда всю жизнь живешь в двух шагах от Кремля, естественно, плохо знаешь окраины. Но суть одна: Бескудниково, Паскудниково – средств, вырученных за вашу жилплощадь, Каре хватит на месяц, а мои серьги…
Галина Михайловна резво вскочила, подбежала к двери и заявила:
– Кара, здесь издеваются над твоей матерью, немедленно покидаем этот дом.
– Извини, мама, – устало ответила Кара, – но, по-моему, тебе следует пойти в спальню и отдохнуть. Очень душно, очевидно, сейчас начнется гроза.
– Ах! – затарахтела, хватаясь руками за голову, Роза Константиновна. – Ах, какой ужас, что вы меня превратно поняли, я старалась для Кариночки, ах, мне плохо, воды…
Закатив глаза, Роза Константиновна обрушилась на диван. Потный доктор, растерянно моргая, склонился над ней. Галина Михайловна осталась у порога в одиночестве, кусая губы. Раунд был ею проигран с разгромным счетом.
Глава 16
Вечером, когда все наконец разбрелись по комнатам, я толкнулась к Тине. Девочка лежала в кровати, читая газету «Скандалы» и одновременно поглядывая в телевизор, где шла какая-то совершенно не детская передача. По экрану метались голые тела, и слышалась ненормативная лексика. На тумбочке возле постели высилась груда оберток и пластиковых стаканчиков из-под мороженого.
Я вытащила фантик.
– Вкусная была конфетка!
– Ой, – подскочила Тина, – она тебе попалась! Извини, Лампуша, я думала, Анжелика схватит, она постоянно конфеты жрет, вазами. Утром положат сладкое, через час нету, Ликочка скушала. И ведь не толстеет совсем.
– Угощение попало Галине Михайловне, но я успела спрятать бумажку, чтобы Кара и Макс тебя не убили.
– Спасибо, – обрадовалась Тина. – Вот дела, она же всегда от конфет отказывалась. Небось здорово выглядело?
– Здоровее некуда, «Скорую» вызывали.
Тина захихикала:
– Галина Михайловна очень противная. На днях заглянула ко мне в комнату и прошипела: «Знаешь, почему господь тебя наказал? Потому что вон сколько игрушек валяется. Жуткие деньги потрачены зря». Я так и не поняла, что она хотела сказать.
– Забудь.
– А вчера я собралась намазать бутерброд икрой, а она отняла банку и заявила: «Не смей, это для взрослых, ты еще копейки не заработала».
– Наплюй.
– Все равно мне жалко, что не Анжелике попала «Отвратительная конфета».
– Какая?
– Ну прикол так называется – «Отвратительная конфета». По виду и запаху простой трюфель, а стоит ее сунуть в рот, жутко кисло делается, пена валит… Эх, Анжелике не досталась, я ее терпеть не могу.
– Почему?
– Противная очень.
– Чем же Лика тебе досадила? – удивилась я. – Сидит весь день, уткнувшись носом в учебник, никому не мешает.
– Она врунья.
– Да? Что же наврала?
Тина пожала плечами:
– Все время говорит, что у нее в Москве никого нет, а сама каждый вечер идет в комнату для гостей, ну, последнюю по коридору, и звонит какому-то Роберту. Специально аппаратом в холле или гостиной не пользуется, небось боится, что кто-нибудь подслушает, а в этой комнате со всех сторон никого. – Как же ты услыхала?