— Отойди! — бросила Вероника дочери, замерев с туркой на перевес. И почему ей взбрело в голову пройти к столу именно там, где стояла она, Маша не поняла, как не понимала чем вызвано недовольство матери, а судя по взгляду и злость.

— Ма, ты что? Голова болит?

— Отойди, я сказала! — рявкнула женщина, не сдержавшись.

— Да ты что? Что с тобой? — растерялась девушка. Отошла, обиженно поглядывая на мать.

Женщина принялась разливать кофе по чашкам, ругая себя за несдержанность

Вадим прислонился к подоконнику и, наблюдая за ее действиями, заметил елейным тоном:

— Мама, похоже, ревнует, Машенька.

— Что? — в унисон спросили женщины, поворачиваясь к нему.

— Шучу, — развел он руками, с невинной улыбкой на губах. Вера с укором и непониманием оглядела его. Маша нахмурилась, переваривая услышанное, покосилась на мать, и нашла, что шутка Вадима вполне может оказаться правдой. Впрочем, глупо думать, что мама может претендовать на брата своего мужа, однако, и спешить, исключая данный вариант, Маша не стала. Одарила женщину презрительным взглядом, и бросив:

— Ты совершенно не умеешь варить кофе, — выплыла из кухни. Вера открыла рот, чтоб попенять хамке и услышала крики опаздывающего Егора:

— Вероника, где мой галстук?!! Где белая рубашка?!! Я же просил тебя приготовить! Черт тебя дери, Вера, я же просил разбудить меня в семь!!

Женщина, побледнев, рванула в комнату.

`Замечательно', - удовлетворенный происходящим, улыбнулся Вадим.

Когда все ушли, он принял душ, поправил постель и замер у порога квартиры, на манер сторожевой собаки, чутко прислушиваясь к звукам: Где ты малыш?

Ему не терпелось обнять Лику, согреть ее замерзшие на осеннем ветру щеки в своих руках, отогреть своими губами ее губы. Зацеловать, замучить ласками и пить, пить ее запах, ее стоны…

Ровно в десять дверь распахнулась и вошла Лика. Замерла, воззрившись на Вадима с нескрываемой радостью.

— Что ж ты так долго, малыш? — прошептал он, обнимая ее, и засмеялся, когда в ответ девушка обвила его руками за шею, прижалась к его щеке, зарылась пальцами в его волосах. — Соскучилась?

Лика в ответ повисла на шее и обвила его торс ногами, принялась целовать щеку, ухо, шею. Вадим качнулся, застонал от радости и нетерпения, и закружил по прихожей, пытаясь раздеть девушку. Запнулся о чей-то дипломат, чуть не упал. В последнюю секунду успел развернуться, чтоб уберечь Лику, и влетел в шкаф. Створка жалобно скрипнула, любовники отпрянули от нее и она, распахнувшись, засыпала их пальто, куртками. Лика испугано уставилась на учиненный погром, а Вадим, весело рассмеявшись, руками и ногами запихал ворох одежды, что вошел в охапку, прищемил дверцу, чтоб не распахивалась полой чье-то куртки. Подхватил девушку на руки, понес к себе в гостиную.

Он чувствовал себя Стенькой Разиным укравшим княжну, с одной лишь разницей, что эту княжну Цезареву он топить в реке не собирался, а в ласках — да!

Сначала он был сдержан, боясь напугать своей неуемной страстью девушку, но видя что она, как и в прошлый раз, послушна, податлива и судя по взгляду, искренне рада ему, судя по ответным ласкам, желает его не меньше, чем он ее — сдался, расслабился и больше не противился своим самым сокровенным желаниям.

Это было нечто. Пожалуй, только в юности он испытывал подобное блаженство, острое, пронизывающее всю его суть. Но сейчас он был много опытней и мог длить наслаждение, увеличивая время своей власти над телом девушки, доставить удовольствие не только себе, но и ей.

У Ярослава отменили четвертый урок и чтоб не сидеть на школьном подоконнике, как идиот, он пошел домой, наплевав и на пятый и на шестой урок. Сдалась ему эта биология с химией — все равно он в мед и хим институт поступать не собирается.

Парень открыл дверь, шагнул в квартиру и замер. Взгляд остановился на отцовском портфеле, лежащем у его ног. Рядам валялась кожаная куртка Грекова старшего и… Ликина джинсовка.

Ярослав нагнулся, нервно щуря глаза на разгром: разбросанную обувь, кроссовки девушки — один у стены, другой в глубине коридора, почти у закрытой дверей в гостиную, из которой доносились характерные звуки: кто-то неистово занимался любовью или смотрел порнофильм. Парень, как санамбула шагнул к двери, протянул руку чтоб открыть её, и не посмел: стоны и вскрики Лики остановили — ей явно было хорошо, а с кем?… Взгляд вернулся к раскиданным вещам отца: Батя?!

Парня затошнило. Он рванул вон из квартиры, чтоб не думать, не видеть, не попасться на глаза. Скатился по лестнице вниз, забыв напрочь о лифте, и вывалился из подъезда, сшибая соседа — Вальку Ферзя.

— Э, ты чё, Грек, офонарел? — оттолкнул тот парня на скамейку.

— Козел, козел старый! — процедил Ярослав, глядя в блеклую голубизну глаз друга и вдруг сморщился, заплакал.

— Э, Грек?… Ну, блин! — присел парень рядом, забыв от вида плачущего Ярослава, куда вообще шел. — Ты чё, с родоками поцапался?