Я глубоко вздохнула.

– Извините, я ничего не знала, просто взяла вас на испуг.

Нинель снова сгорбилась.

– Но ожерелье твое?

– Да, случайно увидела его у Евдокии, а она рассказала, что его принесли вы…

И я стала рассказывать. Нинель Митрофановна молча качала головой, а я возмущенно продолжала:

– Ничего не понимаю! Ожерелье мое, его украли Кудо. Доказать, что оно принадлежит мне, очень просто, в альбоме полно фотографий, где я снята в этом украшении. Но как оно попало к вам? И еще, простите, откуда вы знаете Дегтярева? Наверное, это однофамилец моего приятеля. Да уж, они плодятся, как кролики!

Нинель Митрофановна вздрогнула, потом, прижав ладони к лицу, стала раскачиваться, повторяя на одной ноте:

– Да, да, да, да. – Она явно не обратила внимания на мое последнее заявление о длинноухих.

Я решила, что старухе снова плохо, и кинулась за нитроглицерином, но вдова вдруг опустила руки и решительно сказала:

– Ладно, завертелось дело давно, думала, оно похоронено и забыто, ан нет. Тебя мне господь в наказание послал, а может, из милости явил, не пойму пока. Только придется сейчас нам вместе в этой ситуации разбираться. Наверное, создатель мне такое наказание придумал – перед чужим человеком покаяться. В общем, слушай. Ты детективы любишь?

– Очень, а почему спрашиваете?

– Жизнь иногда такие сюжеты закручивает, – вымолвила Нинель, – что человеку не придумать.

Много-много лет тому назад Нинель Митрофановна совершила страшную глупость – украла в магазине платье. Слабым оправданием ее поступка служило несколько факторов. Всего несколько лет назад кончилась война, и в СССР был огромный дефицит всего, о красивой одежде большинство женщин и не мечтало. Впрочем, в Москве и Ленинграде модницы имели возможность купить обновки, но Нинель жила в крохотной деревеньке, там в сельпо на полках лежали одни мочалки, длинные, рыжие ленты, остро пахнущие деревом. Родители Нинели погибли, отец – с оружием в руках на Курской дуге, а мать пристрелили фашисты, временно оккупировавшие село, поэтому позаботиться о девушке было некому. Из одежды у Нинели имелась пара ситцевых, еле живых от старости халатов и ватник.

Пятнадцатого июня ей исполнилось восемнадцать лет, ни пирога со свечами, ни пакетов с подарками, ни просто ласкового поцелуя ждать Нинели было не от кого, праздничный день прошел как обычно, сначала на поле, с граблями, затем дома, в огороде, лишь вечером Нинель вдруг вспомнила про свой день рождения и заплакала – ну кому она, горькая сирота, нужна? Не успели руки вытереть слезы, как в избу влетела хорошенькая Рая Митина и зачастила:

– Нинелька! Я замуж выхожу.

– За кого? – удивилась девушка.

Рая плюхнулась на лавку и принялась рассказывать о необыкновенном счастье. Пару недель тому назад в колхозе сломался трактор, местный умелец не смог устранить поломку, и на помощь деревенщине прибыл механик из района, довольно еще молодой Петя, бывший солдат, холостой, большая редкость в те послевоенные годы. Петю подселили в избу к Митиным, и вот теперь он сделал Рае предложение и через шесть дней увозит девушку к себе.

– В воскресенье мы танцы устраиваем, – захлебываясь от счастья, тараторила Рая, – в клубе, приходи, Петька приятелей приведет, двух вдовцов, и еще один неженатый. Может, тоже судьбу найдешь, в нашем-то колхозе из мужиков лишь Николаич убогий, на протезе скачет, а тут целых три кандидата.

– Угу, – невесело кивнула Нинель, великолепно понимая, что никаких шансов заинтересовать заезжих кавалеров у нее нет. В чем она явится на праздник? В халате? В ватнике?

На следующий день в селе только и было разговоров что о надвигающейся вечеринке. Молодые бабы спешно пытались сварганить платья из всякого барахла. Одни перетрясли уцелевшие в передрягах сундуки, другие содрали занавески с окон, а третьи, самые богатые, подались в райцентр – ходили слухи, что там в магазине можно приобрести готовые наряды.

А у Нинели не было ничего: ни старых отрезов, ни портьер, ни денег, – но пойти на танцы хотелось до безумия. И в конце концов девушка придумала выход: набрала свежих яиц в сарае и рванула в город. Она надеялась обменять «куриную икру» на шмотки, но, очевидно, ангел-хранитель забыл в тот день о Нинели. Оказавшись на шумной площади, девушка разинула рот, растерялась, испугалась толпы, и тут кто-то вырвал у нее из рук кошелку.

Порыдав от отчаяния, Нинель вытерла глаза и пошла бродить по райцентру, ноги сами привели ее в магазин.

Затаив дыхание, Нинель застыла, она никогда не бывала в подобных лавках. Ей и в голову не могло прийти, сколько замечательных вещей существует на свете. Конечно, какая-нибудь москвичка, оказавшись в провинциальной торговой точке, скорчила бы недовольную гримаску, но для колхозницы, имевшей в гардеробе лишь пару еле живых от ветхости халатов, ассортимент казался сказочным.

В особенности поразило Нинель красное платье в крупный горох. Оно было сшито в талию, горловину украшал белый воротничок, на рукавах имелись кружевные манжеты, а лиф от юбки отделял довольно широкий пояс.