Шрифт:
– Товарищи млекопитающие… Я - хомо сапиенс… В клетке простужусь. В следующем квартале текущего года исправлюсь…
Глаза директора привычно стрельнули вправо, где в его кабинете имелась кнопка для вызова секретаря, но вместо кнопки торчал пень, нажимать который было бесполезно. Тогда его глаза стрельнули влево, где в кабинете обычно белел телефон, который он в трудный момент придвигал к себе и вызывал зама, но вместе телефона белели медвежьи зубы, придвигать которые ему не захотелось.
– А что в цирке проделывают!
– вспомнил Волк.
– Унижают, - поддакнула Лиса.
– Нашего брата заставляют плясать в юбочках!
– взревел Медведь.
– Да что мы… Над Львами издеваются! За хвосты таскают по арене. А?!
– У Львов вид, словно их купили в комиссионном. Потертые, как старые ковры, - поддержала Лиса.
– Знаете что?
– предложил Лось.
– Не будем в него стрелять, не будем из него ломать веники и не будем его бросать в отравленную реку… Мы его тоже унизим.
– Чур, я дрессировщик!
– Медведь облизнулся, словно Кормухин был бочонком с медом.
Через неделю Куприян Касторович уже выступал на поляне перед животным коллективом. Поскольку комический эффект в цирке достигается за счет того, что звери подражают человеку, то Кормухина научили подражать зверям. Он бегал по поляне на четвереньках; рыл лапами, то есть руками, норы; скакал по веткам, цепляясь подтяжками за сучья; бодал лбом елку и грыз кору осин; мышковал по-лисьи и представлял пантомиму «Кража кур в совхозе». Особенно имело успех звукоподражание, когда директор рычал, фырчал, квакал, ухал и выл на луну. После каждого номера Медведь давал ему кусочек сотового меда.
Через три недели звери пошли на гуманный акт - отпустили Кормухина к людям. Прогулянный месяц директор оформил как очередной отпуск и приступил к работе.
Прежде всего, он поставил очистные фильтры. Затем озеленил территорию завода. Потом порвал охотничий билет и переломал все удочки. У него появилось хобби - делать скворечники. Встречая на улице какую-нибудь шавку или котенка, Кормухин заметно краснел. А если попадалось крупное животное - например, корова, - то он снимал шляпу и незаметно кланялся. И никогда не ходил ни в цирк, ни в зоопарк. Его даже избрали председателем общества охраны природы.
И только секретарша недоумевала: когда Куприян Несторович, - его отчество было Несторович, а не Касторович, - оставался в кабинете один, то оттуда доносилось тявканье лисицы, вой волка, рык медведя или уханье филина…
ЕГО ВООБРАЖЕНИЕ
Молодой режиссер научно-популярных фильмов Гаврята внимательно слушал директора студии.
– Нужны фильмы для телевидения. Некоторые называют телевизор «ящиком для дураков». Поэтому мы обязаны сделать так, чтобы телевизоры смотрели не только дураки, но и другие категории трудящихся. Товарищи режиссеры, смелее!
– Куда?
– вслух не понял Гаврята.
– Как куда!
– удивился директор.
– К вершинам режиссерского и операторского искусства. Смелее пользуйтесь воображением и фантазией!
Гаврята слушал и мотал на маленькую интеллигентную бородку.
Прославиться научно-популярным фильмом трудно - здесь Софи Лорен не покажешь. Но Гаврята как раз и хотел показать Софи, только не Лорен из Италии - приелись эти пышные «звезды», - а Соню Кувалдышеву из студийной библиотеки. Он задумал интересный научно-популярный цикл о трудовом человеке. Начать решил с женщины. Тем более что Соня Кувалдышева была вполне кинематографична.
Первую серию «Утро женщины-прядильщицы» ему удалось отснять. Дело происходило так…
Соня просыпалась в роскошной пятиспальной кровати, сладко потягивалась и для начала выпрастывала из-под шелкового одеяла одну ножку. Потом, значит, вторую. Диктор дрожащим голосом начинал читать текст о том, что вот, мол, простая и скромная девушка Ира собирается на работу. Здесь открывалась белая инкрустированная дверь, и другая женщина, не прядильщица, ввозила на колесиках столик и подавала на серебряном подносе на голубое одеяло чашечку кофе. Но сделано это было так тонко, что зритель кофе не замечал, потому что смотрел на выпрастанные ножки. Смочив алые уста в черном кофе, Соня, то есть Ира, шла в ванную, принимала душ, а потом одевалась под музыку двадцать седьмой симфонии Мясковского… Фильм был цветной и широкоформатный.
После просмотра стало тихо и потрясенно.
– Может быть, еще раз?
– предложил кто-то. Посмотрели еще раз, но впечатление только усилилось.
– Вторая серия будет называться «Вечер женщины-прядильщицы», - скромно объяснил Гаврята.
– Дело будет так: Соня раздевается, принимает душ и ложится спать.
– А кофе?
– поинтересовался кто-то.
– Вечером Соня пьет какао, - разъяснил Гаврята.
– Да-а-а, - сказал все тот же кто-то, который при включенном свете оказался не кем-то, а директором студии.
– Зайдите!