И вот однажды, выслушав такое рассуждение, Наташа встала. Ее что-то подняло помимо воли, и она стояла и испуганно смотрела на учителя.

— Я хочу, — сказала она наконец неестественным голосом, — я хочу, чтобы вы меня спросили и увидели, что я знаю все не хуже ваших мальчишек, которых вы всегда нарочно хвалите.

— Батюшки! — охнула Тася, искренне пожалев Наташу за ее безумный поступок.

Валя Кесарева оцепенела. Наташа ждала, неподвижная, как столб, но чувствовала облегчение, потому что самое трудное было сказать эту фразу, придуманную заранее, а дальше всё должно идти само собой.

Захар Петрович побарабанил пальцами по столу.

— Вот как! — сказал он и посмотрел в журнал. — У вас двойки и тройки. Впрочем, пожалуйста.

«А вдруг нарочно провалит?» — подумала Наташа.

Она искоса посмотрела на учителя. «Нет, — успокоилась она, — он не такой, чтоб нарочно проваливать».

С первым вопросом повезло — решение могло быть только одно, и оно было ясно Наташе. Наташа торопливо стучала мелом. Белая пыль сыпалась на пол. Со вторым вопросом тоже повезло. И, когда повезло и в третий раз, Наташа развеселилась. Мел не дрожал больше в руке. Захар Петрович стал вдруг очень симпатичен. Хотелось, чтобы он давал задачи труднее и спрашивал весь час. Наташа была недовольна, когда ее отправили на место.

Захар Петрович сидел за столом, подперев подбородок рукой. Другой рукой он выстукивал дробь на обложке журнала.

— Так, так, так! — повторял он задумчиво. — Как же это вы меня провели? Я думаю, сидит у меня Тихонова и ничего не понимает. А она взяла вдруг да всё поняла. Рады небось, что сконфузили учителя?

Наташе все больше нравился Захар Петрович, и жаль было, что он волочит правую ногу и, может быть, действительно оконфужен перед всем классом и теперь уж перестанет хвалить других учеников, хотя ему очень нравится их хвалить.

— Досадно, досадно, — сказал Захар Петрович.

— Что досадно? — удивилась Наташа.

— Досадно, что никто, кроме вас, не рассердился. Однако мои мальчишки заявляют, что в математике они сильней.

Вывод был неожидан, и Наташа возмутилась.

— Что же, вы считаете, что мы не перегоним, если захотим?

— Да ведь не захотите, — развел руками Захар Петрович. — Захотеть-то уж очень трудно. Не на один ведь день.

— А вот и захотим! — воскликнула Наташа, приходя в задор и сердясь и желая во что бы то ни стало доказать учителю, как он неправ. — Мы еще получше ваших мальчишек будем учиться!

— Кто это «мы»?

— Мы. Весь класс.

— Да ну? — Захар Петрович даже встал от изумления. — Вот уж это хватили через край. Признайтесь, что хватили!

— Ничего не хватили, — наперебой закричали девочки. — Увидите, докажем!

Захар Петрович меланхолично махнул рукой.

— Нет, уж лучше не беритесь. Не осилите. Нет! — Потом он передумал: — А впрочем, попробуйте. В самом деле, вдруг перегоните? Но я не вмешиваюсь. Ваше дело.

Наташа все ещё тёрла руки платком, хотя давно уже смахнула весь мел на платье. Валя Кесарева вытянулась в струнку, ошеломленная Наташиным успехом, а Люда Григорьева открывала и закрывала парту, изнемогая от желания вступить в спор, но она удерживалась от искушения, не доверяя веселому настроению Захара Петровича.

После звонка Тася напустилась на Наташу.

— Теперь он расскажет мальчишкам. Они нам проходу из-за тебя не дадут. Скажут: «Вот воображалы, вздумали тягаться!» Получила пятерку и сидела бы тихо. Обязательно расхвастаться нужно!

Валя Кесарева живо представила картину: она идет домой, беспечно размахивая портфелем, а в переулке поджидает толпа семиклассников из мужской школы. Семиклассники кричат на весь переулок:

«Вон староста из седьмого «А»! Все равно вам по математике нас не перегнать!»

И сколько бы Валя ни отличалась, все равно ее теперь будут дразнить, потому что она староста седьмого «А». Валя нахмурила брови.

— Даже обидно, — сказала она: — Учишься, учишься, а из-за какой-нибудь лентяйки приходится страдать.

— Чем же ты из-за меня пострадала? — удивилась Тася.

Люда Григорьева от удовольствия захлопала в ладоши.

— Ага! Призналась, сама призналась, что лентяйка. Поймали на слове!

Тася спохватилась, но поздно.

— Ничего и не признавалась. Просто у меня к математике никаких способностей нет. У меня к французскому способности.

— В окно смотреть у тебя способности, — ворчливым взрослым тоном заявила Лена.

— Ну и ладно. А вам какое дело?