— Простите, господин герцог, но я решительно не понимаю, о каком приглашении идет речь. Если я каким-то образом оскорбил вас, то прошу принять мои извинения, — этот любитель крупных неприятностей еще и кланяется, изящно до издевательства. После чего застывает, глядя в лицо. Честными, невинными, искренними карими глазами.

— Недавно мы с вами посетили один дом. Прошлой ночью там произошел пожар. По странной случайности хозяева дома и часть их гостей на эту ночь находились в подвале и не смогли выйти.

— Боюсь, что выказывать сожаление по этому поводу было бы с моей стороны нестерпимым лицемерием. — Хозяин уже опять устроился в кресле. Негодование скатывается с него… как с гуся вода. Он забавляется разговором, как поединком. Дружеским. Посмотрим…

— Ну почему же. Вы могли бы сожалеть о том, что разлили там слишком много масла.

— Я? Господин герцог Ангулемский, ваши слова звучат весьма странно. В таких вещах меня не обвиняют даже и враги, которых, по счастью, у меня в Аурелии нет. Но я имел наивность полагать, что наши с вами отношения все-таки далеки от враждебных. Вы же приписываете мне какие-то совершенно неподобающие человеку моего положения занятия, какое-то разлитое масло… — Последние слова звучат так, словно ему приписали помощь золотарям, не меньше. Почти всерьез звучат.

— Если вы очень хотите меня вызвать… — Не наигрался вчера. — Я предоставлю вам такую возможность. Пока же я предпочитаю верить своим людям. Они могли ошибиться один раз, но три человека с таким малосочетаемым списком примет им привидеться не могли даже безлунной ночью.

— Так это ваши люди столь рьяно сличали приметы, что заведение загорелось вдвое ярче и вдвое быстрее? — Подается навстречу, жадно, нетерпеливо. Про вызов будто и не услышал, что и понятно. В кои-то веки жалею, что так и не нашел удовольствия в фехтовании… наверное, уже поздно искать, хотя такой соперник и мертвого воскресит. Просто грешно же не заразиться его азартом. Куда больший грех, чем не ответить на страсть иного рода.

— Нет. Мои люди всего лишь следили за зданием. Мне хотелось знать, кто его посетит в эту удачную ночь. Вы хотите сказать, что это была не ваша первая волна, а посторонние люди?

А вот это уже не мелкое неудобство, не булавочный укол — не пригласили. Это опасно.

— К сожалению, не мои. — Кажется, он был полностью уверен, что встретился с кем-то из моей свиты. Более чем уверен, и теперь всерьез разочарован. И будь я проклят, если причиной тому соображения деловые и достойные, например, то, что его могли узнать чужие или кто-то лишний забрался в ларцы с корреспонденцией… Впрочем, его свита переписку через «Соколенка» не вела, сведения там не покупала и встречи не назначала.

— Кого вы там встретили? И искал ли кто-то из вас бумаги, находившиеся в доме?

— Мы не искали. А вот наши соперники, оказавшиеся союзниками, искали и прямо о том заявили. До сего момента я полагал, что это ваши люди… и рассчитывал на это.

— Могу ли я спросить, почему вы так решили? — О части можно догадаться. Им попались аурелианцы. Местные. И большинство клиентов заведения, узнав о его побочном назначении, попыталось бы заняться вымогательством — а не спалило бы его от чердака до подвала.

Не находись я в хороших отношениях с Трибуналом, я бы тоже приказал «Соколенок» сжечь. А так… мне выгоднее было составить полную картину — и отдать их. Все связи оборваны, никто из моей свиты туда не заходил с нашего совместного визита. А Трибунал для чернокнижников и детоубийц — лучший судья и палач.

— Старший этого отряда довольно быстро узнал меня. Узнал и дал своим людям приказ остановиться. Если бы это был ваш человек, все было бы просто и понятно. В противном случае у меня в Орлеане обнаруживается неведомый доброжелатель… а я так хотел развить завязавшееся знакомство, — и голос мечтательный такой, и выражение лица соответствующее. Это вместо того, чтобы насторожиться. Что еще за чудеса?..

— При каких обстоятельствах узнал? — Зачем предполагать, когда можно просто спросить. Смешно. Я ведь привыкну.

— Не делающих мне чести, — зато приносящих очень много радости, усмехается про себя Клод. — Он очень хороший противник.

Это… это я могу понять. Я тоже надеюсь, что из молодого человека напротив со временем получится… хороший союзник или хороший противник. Но выходит, что герцога Беневентского опознали просто во время столкновения. И не по лицу. По движениям или по голосу.

— Что за люди?

— Орлеанцы. Все, за вычетом старшего — в нем усомнился полковник Делабарта. Около дюжины. Мастера своего дела, хотя я сомневаюсь, что это — отряд. Скорее они служат разным господам. Даже младшим я не дал бы менее двадцати пяти… пожалуй, простолюдины. Опять же за вычетом командира. Подготовились не хуже нас, успели несколько раньше… Все одеты добротно и неброско. Все выглядели… благополучно, если вы понимаете о чем я. Как люди, которые давно уже не спрашивали себя, где они проснутся утром и что будут есть. Очень хорошо управились с детьми и обслугой. Быстро и почти без рукоприкладства.