Шрифт:
«Одной из первых жертв наркомвоенмора стал известный на Балтике капитан первого ранга Щастный, отличившийся своим независимым характером и личным мужеством.… Однако, военный моряк иронически смотрел на новое начальство в лице Троцкого. Троцкий с помощью бывшего главкомверха Н. В. Крыленко вопреки декрету об отмене смертной казни добился для Щастного расстрела, самолично выступив главным и единственным свидетелем обвинения.
На совести Троцкого и казнь одного из создателей красной конницы — комкора Думенко, не захотевшего получать боевой орден из рук председателя Реввоенсовета и обвинённого в связи с этим в антисемитизме.… Та же участь постигла талантливого русского поэта Алексея Ганина, опубликовавшего в 1924 году поэму, направленную против методов подавления народа Троцким», — отмечает в своём исследовании Андрей Дикий.
Бронштейн внимательно наблюдал за проявлениями антисемитизма и сразу резко реагировал — «Неужели верно, неужели возможно, чтобы в нашей (еврейской) партии, в Москве, в рабочих ячейках антисемитская агитация оставалась бы безнаказанной?» — возмущённо спрашивал по какому-то незначительному поводу у Бухарина Бронштейн — отмечает в своём исследовании Пол Джонсон.
Бронштейн вёл себя как бесспорный хозяин захваченной России и, боясь, что кто-то из патриотов может ответить за издевательства над русскими — он окружил себя личной охраной состоящей из сотни китайцев-телохранителей под командованием доверенного друга Дрейцера.
А чтобы попасть к Бронштейну — необходимо было пройти личных секретарей Глазмана и Сермукса.
«Вместе с тем, Троцкий, когда ему было надо, умел постоять за своих. Так, известный левый эсер Яков Блюмкин, стрелявший летом 1918 года в германского посла Мирбаха, был справедливо приговорён военным трибуналом к расстрелу. Но Троцкий добился, чтобы смертную казнь заменили на «искупление вины в боях по защите революции», взял его к себе в штаб, где Блюмкин, «искупая вину», благополучно прокантовался всю гражданскую войну начальником личной охраны наркомвоенмора. Затем своим шефом он был направлен на учёбу, после которой вновь был переведён в органы ГПУ», — отмечает в своем исследовании А. Дикий, —
«Будучи не в силах забыть своего попавшего в опалу спасителя (1927 г.), возвращаясь с задания, чекист Блюмкин завернул к Троцкому на Принцевы острова. Оттуда он прихватил два письма Карлу Радеку (глава оппозиции Сталину) и послания к ряду других подпольщиков. С этими посланиями Блюмкин был задержан по прибытии в Одессу. Поэтому расстрел Блюмкина по приговору трибунала в 1929 году вряд ли правомерно заносить в графу «невинных жертв сталинизма»».
Итак, — мы видели, как формировались кадры высшего и среднего эшелона Советской власти в первые годы после уничтожения российской монархии и российской элиты.
Кадры самых низких уровней новой государственной структуры формировались из «идейно устойчивых» русских — то есть, во-первых, из надёжно оболваненных солдат, матросов и рабочих.
Во-вторых, мобилизация в Красную армию рядового состава была насильственной, сопровождавшаяся массовыми расстрелами (в основном крестьян) — это «ноу-хау» лично Бронштейна.
В-третьих, русских специалистов принуждали служить Центрожиду по методу Ленина — голодом, и по «ноу-хау» Бронштейна — насильственно привлекали к работе специалистов, особенно бывших офицеров, а семьи их оставались под угрозой расстрела заложниками — на случай если специалист отказывался работать или мог скрыться.
«Троцкому и Зиновьему принадлежала идея введения принципа коллективной ответственности класса, сословия или социальной группы, что приводило к массовым убийствам зачастую просто ни в чём не повинных людей», — указывает в своём исследовании А. Дикий.
Поэтому вполне закономерно что — Л. Г. Дейч вместе с американским еврейским журналом «Цукунфт» задумали целую серию книг под названием «Евреи в Русской революции», в которых Бронштейн показывался как — «главный вождь Октября».
Почти все киноленты тех времен были не о Ленине, а о Бронштейне. Это уже после смерти Ленина, и после раскола в партии между Сталиным и Бронштейном — Сталин выгнал Лейбу Давидовича из России, и по приказу Сталина «заслуги» Бронштейна стали умалчивать, а выдвигать на первое место стали Ленина. К «счастливым» 60–70-м советским годам в памяти российских поколений Бронштейн был почти рядовым «большевиком», а на втором месте после Ленина был Сталин.
Заканчивая эту главу можно отметить, что лучше всех охаректеризовал Бронштейна его собрат по духу и крови, с завистью за ним наблюдавший, «заслуженный» террорист XX века — Гершуни:
«Он был Прометеем не потому, что таким уродился, но потому, что он дитя народа-Прометея…» (С).
Это к слову об «отщепенцах» - фашистах, о многих тысячах «отщепенцах» - фашистах…
Когда команда Ленина-Бронштейна захватила в России власть, то ей на помощь властвовать потянулись евреи из многих других организаций от Бунда до крайних сионистских.