— Видел…

— Куда он девался?

Коля молча показал на картину.

Сиваков свистком вызвал разводящего, а тот позвал подполковника Смирнова.

Подполковник внимательно выслушал Колю. Потом он вместе с лейтенантом Серковым попытался сдвинуть фреску. Но она оставалась неподвижной.

Коля молча наблюдал за офицерами. Он стоял и злился на самого себя. Ему следовало бы сразу же отдать пистолет, но сделать это у него не хватало решимости — уж очень приятно было ощущать в кармане ребристую ручку оружия!

“Ведь если бы у меня был раньше этот пистолет, то он не ушел бы!” — успокаивал сам себя Коля.

А еще он сердился на себя за то, что никак не мог вспомнить одной етали. В тот момент, когда он увидел, что вместо фрески над диваном зияет прямоугольная дыра, глаза его механически отметили еще какое-то изменение возле дивана. А сейчас сколько он ни вглядывался в диван, в дубовые панели, на которых повторялись рисунки фактуры дерева, ничего не мог вспомнить.

Подполковник Смирнов и лейтенант Серков кропотливо, с лупой в руках осмотрели и фреску, и раму, и темную дубовую панель, окаймляющую помещение библиотеки. Все было крепким, неподвижным. Простукивание фрески и стены также не дало никаких результатов, везде слышался одинаковый глуховатый звук.

— Может, позовем наших хлопцев с кирками? — предложил лейтенант. — Пусть попытаются пробить в этом месте стену.

Подполковник пожал печами.

— Это ничего не даст. Если и пробьемся через толщу камня, то все равно, как я думаю, мы окажемся в автономном, обособленном кусочке лабиринта ходов. Как видно, по этому принципу здесь построена вся система тайных коридоров: изолированные участки, в которые можно проникнуть только изнутри, из еще более глубоких переходов.

— В таком случае, Юрий Юрьевич, я считаю, что нам вместе с секретными документами надо перекочевать из этой комнаты. Ведь вы прямо под этой чертовой фреской спите. В любую ночь может раздвинуться стена и протянется над вами рука фашистского убийцы. Давайте перейдем в ту комнату, где сложен сейчас гестаповский архив. Там неуютно, но безопасно — голые каменные стены…

— Если вы боитесь, Миша, я не возражаю против вашего переселения… Но я останусь здесь!

Горячая волна крови прихлынула к лицу лейтенанта. Он выпрямился, застегнул ворот гимнастерки и официальным тоном проговорил:

— Товарищ подполковник! Разрешите обратиться с официальным рапортом и прошу его немедленно направить по инстанции…

— Кому и о чем вы собираетесь подавать рапорт, лейтенант? — с чуть заметной иронией спросил Смирнов.

— Начальнику разведотдела армии генералу Брусину, товарищ подполковник, — тем же тоном ответил лейтенант. — В рапорте я попытаюсь обосновать… — лейтенант запнулся, подбирая слова. — Обосновать непродуманность и необоснованность риска, которому подвергает свою жизнь мой непосредственный начальник.

Подполковник плотно сжал губы и сдвинул брови. С минуту он стоял, отвернувшись от лейтенанта, упершись взглядом в стеллаж с книгами. Потом брови его разошлись, он улыбнулся и, обернувшись, положил руку на плечо лейтенанта.

— Ладно, Миша! Простите меня… Конечно, вы правы, и я вел себя, как мальчишка, необдуманно. Давайте команду о нашем переселении.

Глаза лейтенанта радостно блеснули.

— Есть, дать команду о переселении.

Через десять минут солдаты уже переносили телефон и линию связи в другую комнату. Но, когда они взялись за диваны, то оказалось, что тот, который стоял под фреской, наглухо прикреплен к стене. Пришлось взять диван из другой комнаты.

Подполковник Смирнов закурил, вглядываясь через окно в туманную морскую даль. Одна за другой мчались от горизонта к берегу волны с пенистыми гривами. Ярко светило весеннее солнце, но море выглядело недобрым.

Смирнов размышлял о том, что тревожило его в эти последние сутки — о судьбе врача Надежды Михайловны. Как освободить, как вырвать из рук врага этого замечательного человека? Ведь как только минует надобность в медицинской помощи, фашистские волки убьют ее.

“Надо побыстрее разобраться в личных делах гестаповской агентуры, — подумал подполковник. — Найти человека, тесно связанного с фашистским подпольем…”

Их разговор прервал дежурный по части, передавший только что доставленный секретный пакет.

— Час от часу не легче! — воскликнул подполковник, прочитав вложенную в конверт бумагу. — Читайте, лейтенант!

В пакете была шифровка из штаба армии. В ней сообщалось, что минувшей ночью в шести километрах от мыса Эйзенберг неизвестный катер обстрелял из крупнокалиберного пулемета советское госпитальное судно. Когда бывший поблизости эсминец “Строгий” начал преследовать пирата, тот взял курс на мыс Эйзенберг и исчез. Командир эсминца утверждал, что уйти в море пиратский катер не мог: его все время держали в луче прожектора до тех пор, пока он не скрылся за изгибом мыса. А когда через несколько минут “Строгий” достиг мыса, катера уже не было, словно он растаял в воздухе…