Оленич взволновался, подступил к Гордею:

–  Да не тяни ты, ради бога: что говорили о Вите?

Неожиданно Рекс кинулся к двери и зарычал: на пороге появилась Галя - перепуганная насмерть, бледная, в глазах - слезы и страх. И сразу закричала:

–  Убили! Витю убили!

Кубанов одним прыжком очутился возле нее, схватил и прижал лицом к себе, чтобы замолчала. Но она билась, вырывалась, и слышно было:

–  Там, в парке… Мы гуляли… А он… Богдан наскочил и ножом Витю… Ножом в грудь. Он упал… Кровь, кровь! Слава рукою закрыла рану… Скорее!… Слава кричит там… Она с ума сойдет! Скорее сделайте что-нибудь!

Гордей Михайлович кинулся ч телефону:

–  Дежурный врач? Немедленно карету в городской парк. Да, с носилками: там ранен Виктор. Вы слышите меня? Отдайте распоряжения, чтобы готовили все к операции. Я сам буду у стола.

Кубанов схватил Галю за руку:

–  Девочка, быстрее бежим в парк! Мы должны быть там! Бежим!

Галина сквозь рыдания бормотала:

–  Мне страшно… У меня перед глазами бледное лицо Вити… До сих пор вижу, как сквозь пальцы Мирославы сочится Витина кровь…

–  Пойдем, пойдем!
– увлекал ее Курбанов.
– Ты же медик, ты всегда должна быть первой там, где страдает человек…

Все стихло.

За широким окном столовой пламенел закат. Красное, замешанное на вечерней синеве зарево окрашивало все предметы в комнате и лица Андрея, Люды и Гордея в какой-то неправдоподобный цвет. И каждому из них на миг показалось, что мир превратился в преисподнюю и все в жизни потеряло свой смысл. Потрясение было настолько сильным, настолько глубоким, что трудно было сохранять душевное равновесие.

Что- то тонкое-тонкое и хрупкое-хрупкое лопнуло в Олениче и разлетелось на мелкие колючие осколки. Он так ясно ощутил это что-то, которое разлетелось со звоном и подкосило ноги.

–  Люда, мне холодно. Свинцовый холод сжимает всего меня.

–  В постель!
– громко и властно сказал Гордей.
– Немедленно в постель!

–  Погоди, Гордей… Мне же нужно узнать все о Вите. Я выдержу, выдержу…

–  Немедленно ложись. Ты все будешь знать. Тебе все скажут. А пока ложись.

–  Нет! Я выдержу. Я должен выдержать. Они хотели свалить меня? Нет, я выстою и на этот раз… Люда, милая, прислонись ко мне. Так, хорошо. Теперь я должен выдержать: я и за тебя в ответе, не только за Витю…

Во дворе прошумела машина, и Гордей выбежал из квартиры.

Появился Кубанов. Он подошел к Андрею и взял его руку:

–  Андрюша, Витя жив. Что самое главное. Рана опасная, но он жив.

–  Кто?… Кто это сделал? За что? Неужели ревность? Не верю.

–  Узнаем. Это мы узнаем.

–  Люда, спроси: в каком он состоянии? Пойди и приди. Только быстрее вернись. Слышишь?

–  Да, конечно.

Кубанов сказал:

–  Мне надо отлучиться на несколько минут.

Но он не успел выйти, снова зазвонил телефон. Николай бросился к аппарату. Оленич последовал за ним: теперь каждый звонок может оказаться важным. Кубанов кричал в трубку:

–  Алло! Алло! Кто звонит? Говорите! Алло! Вас слушают, говорите!

Положил трубку. Но телефон зазвонил вновь.

–  Погоди, - сказал Андрей.
– Это меня.
– Он взял телефонную трубку и спокойно произнес: - Оленич.

В ответ послышалось негромкое:

–  Крыж.

И трубку повесили.

Жар ударил в голову до корней волос. «Неужели жив тот самый трусливый Крыж?… Зачем он вышел на меня? Я ему мешаю? Но почему так торопливо произнес фамилию и так поспешно повесил трубку? А возможно, это не он сам? Может, кто-то сообщил о нем? Нападение на Виктора - и тут же ненавистное имя: Крыж! Как это объяснить?»

А что, если это удар в спину? Свалить его, сбить с ног любой ценой. Отплатить за тот страх, которому подверг Оленич в сорок втором, заставив стоять под градом пуль и среди взрывов? И за ту пистолетную пулю!

«Это враг! Идет за мною следом!
– лихорадочно думал Андрей, приходя в себя от неожиданности и от внезапного удара.
– Враг! Настоящий, вне всяких сомнений, и к тому же - самоуверенный. Наглец, если это он сам назвался. А если сообщили о нем? Предупредили меня, предостерегли? Тогда - опасно».

–  Кто звонил?
– спросил из столовой Кубанов.

–  Не знаю. Но, кажется, за мной идет по пятам враг. Тот самый трус, изменник. Убийца капитана Истомина.

–  Да ну?! Разве такое возможно?

–  Как видишь. Выходит, тогда я промахнулся, лишь повредил ему лицо. Теперь у него должна быть вывеска иной… Но каков, а?

–  Допустим даже - это он, так ему бы не в драку с тобой лезть, а спрятаться подальше.

–  А почему бы меня не спрятать? Подальше и поглубже? Может, это для него легче и удобней?