–  Дайте мне винтовку со штыком.

Со дна окопа достали винтовку и вручили Оленичу.

–  К противнику приблизиться по ходам сообщения. Из траншей выйти в расположении первого взвода. Вперед!

Немцев прорвалось десятка два-три, не больше. И это обстоятельство Оленич отметил как просчет противника: выдвини он два-три взвода, то легко смог бы захватить наш правый фланг.

Оленич выскочил на бруствер с винтовкой наперевес и крикнул:

–  За мной! В атаку! Вперед!

Он слышал за собой топот, улавливая сопение и дыхание бойцов, значит, они пошли за ним. Это самое главное. Они пошли, значит, можно надеяться на успех. Оглядываться некогда было. Прислушиваться становилось труднее - в ушах шумело, звонко била кровь в виски. Вот чуть вперед вырвался старший сержант. «Все в порядке», - мелькнуло в мыслях у Оленича. Вот его начали обгонять бойцы. Кучка немцев не ожидала появления массы красноармейцев - они были заняты боем с самой правой в обороне горсточкой бойцов.

–  Бей фашистских гадов! За Родину!

Это кричал старший сержант. «А как младший лейтенант?» - вдруг подумалось Оленичу. Надо бы оглянуться. Но нужно смотреть вперед. И в этот самый миг перед ним встал рослый гитлеровец. Реакция Оленича тоже была мгновенной: он отбил штыком плоский кинжал винтовки врага, но раздалась короткая очередь из автомата, и сраженный детина в серо-зеленом мундире свалился на землю. Перед глазами Оленича мелькнуло разъяренное лицо старшего сержанта: ага, это он сразил вражеского солдата. Но наступал другой фашист, помельче, хотя и поувертливее. Завязался бой. Оленич сразу почувствовал, что сильнее противника, что одолеет его, и это решило исход поединка: штык, пропоров мундир, легко вошел в живот.

–  Отправляйся к богу в рай!
– проговорил озлобленно Андрей.

Теперь он уже потерял ориентацию в бою, ничего не видел и не слышал, что делается вокруг, в разгоряченном мозгу было только одно - вседозволяющая лютость и беспощадность.

Последняя горстка немецких солдат, увидев поднятое на штыках тело офицера, повернула и начала прыгать с обрыва к реке. Оленич выхватил у какого-то бойца из-за пояса «лимонку», выдернул чеку и кинул гранату с крутого берега вслед гитлеровцам.

Передавая солдату винтовку, Оленич удовлетворение проговорил:

–  Здесь порядок. В этом месте они полезут не скоро.
– Потом весело обратился к младшему лейтенанту: - Ротный, это ваша первая рукопашная?

–  Так точно!
– краснея, ответил младший лейтенант.

–  Вы хорошо провели контратаку. С такими бойцами вы не пропустите врага.

19

Сколько раз Андрей порывался найти Женю, узнать, как она чувствует себя! Конечно, оба они понимали, что нет у них времени для свидания. И все же им хотелось порадоваться друг другу, сказать что-то теплое…

Андрей старался представить ее сейчас, в обстановке боя. Но она вспомнилась ему неожиданной - детский овал лица, покатые по-подростковому плечи, тонкая шея в просторном воротнике гимнастерки, а глаза удивленно округленные под приподнятыми шелковистыми бровями. Наверное, такой она была лет пять-шесть назад, но он никогда ее не видел той девчонкой. Откуда же его воображение взяло этот полудетский облик? Странно…

Может быть, это оттого, что он чувствует ответственность за нее? И потому, что проникает в ее мир? А что, если обыкновенная человеческая жалость, сострадание способствуют возникновению образа беззащитного подростка? «Впрочем, - подумал Оленич, - наверное, все вместе рисует ее такой».

И еще одна странность. Вот он ее знает уже больше полугода, было всякое за это время, попадали в отчаянные переплеты, но никогда ему не хотелось увидеть ее так, как теперь. Провели вместе только ночь, да и то не полную, а лишь несколько часов посвятили, друг другу - и уже трудно быть в разлуке!

В медпункте ее не оказалось. Лежали несколько раненых бойцов, но они не знали, где врач. Правда, один из них слышал, как говорила санитарка, что десять раненых находятся где-то во рву.

–  Кабардинец был здесь?

–  Был два раза. Нас вот с товарищем привел. Сначала его, потом меня. Что, и его подстрелили?

А вдруг что-нибудь с Женей?

Где же могут быть те раненые, о которых ему говорили? Наконец он увидел их - они лежали под развесистым боярышником. Некоторые сидели спиной друг к другу. Среди раненых ползал на коленях старый Хакупов и присматривал - тому лицо вытрет от пота или просочившейся крови, тому даст водички, тому скрутит папиросу. А Жени не было.

–  Шора Талибович, а где врач? Доктор где?

–  Доктор Женя там.
– Кабардинец показал костлявой рукой в сторону левого фланга обороны.
– Она пошла к командиру Полухину. Много-много раненых.

–  Но ведь там есть санинструктор!

–  Там много-много раненых. Инструктор - маленькая девочка, солдат раненый - тяжелый.

Кабардинец напоил раненого, завинтил крышечку фляги.

–  Скажи, командир… Скажи, пожалуйста, успокой сердце старого горца - живой наш сын, наш Алимхан?

–  Живой и здоровый.

–  Скажи, командир, он хороший воин?