Поэтому-то к материалам, характеризующим капиталистическое развитие других стран, Маркс обращался лишь в отдельных случаях (для анализа ренты он привлек, например, много материалов из экономического развития русской деревни). Но этот путь -- путь выявления непосредственно общего между различными случаями капиталистического развития вовсе не был той столбовой дорогой, на которой он разворачивал всеобщую теорию капиталистического развития.

Столбовой дорогой его исследования все время оставалось исследование английской экономической действительности и конструктивная критика английской политической экономии.

Теми же соображениями следует, очевидно, руководствоваться и при постановке вопроса о категориях диалектики. Ведь именно товарно-капиталистическая действительность, теоретически раскрытая в "Капитале" и других примыкающих к нему работах (как самого Маркса, так и его лучших учеников и последователей и прежде всего Энгельса и Ленина) предстает перед нами как наиболее полно развернутая картина исторически возникшей и развившейся "конкретности", как типичный случай "конкретности" вообще.

При этом именно "Капитал" представляет собой до сих пор непревзойденный образец сознательного применения диалектического метода, диалектической Логики, во всем объеме ее содержания. Как таковой, он показывает многим наукам их завтрашний день, показывает в классической четкой форме все те стороны метода, которые в других науках развиты лишь пока в виде намека и не до конца выявившихся тенденций.

Поэтому проблему "конкретности" и путей ее воспроизведения в мышлении , в понятии мы и можем ставить главным образом на материале "Капитала" и примыкающих к нему работ, используя материалы из других областей лишь постольку, поскольку они, во-первых, достаточно созрели в смысле сознательной диалектики, а во-вторых, поскольку они достаточно знакомы автору.

И второе, что следует отметить. Конструктивная критика предшествующих теорий для Маркса была вовсе не второстепенным, не побочным занятием, а формой разработки самой теории. "Капитал" недаром имеет своим подзаголовком "Критика политической экономии". Это связано с тем обстоятельством, что развитие теории всегда и везде совершается не путем непосредственного "обобщения" эмпирических фактов, а путем критического преодоления имеющихся теоретических представлений на основе новых эмпирических данных, в свете этих фактов. Важно только, чтобы конструктивному критическому преодолению подвергается при этом доброкачественный теоретический ("мыслительный") материал, действительно высшие образцы теоретического понимания действительности, которая исследуется.

Когда речь шла о разработке экономической теории, тогда главными теоретическими оппонентами, в ходе спора с которыми Маркс разворачивал свое понимание действительности, были классики буржуазной политической экономии, а не "современные" Марксу представители "вульгарной экономии" и "профессорской формы разложения" теории. "Современниками" Маркса они были лишь по времени, а не с точки зрения теоретического проникновения в предмет. В отношении теории они стояли бесконечно ниже классиков и никак не представляли собой достойной серьезного оспаривания теоретической противоположности. И, разворачивая свое теоретическое понимание действительности в форме серьезного спора с классиками, Маркс лишь высмеивает по ходу дела таких "теоретиков", как Сеньёр, Бастиа, Мак-Куллох, Рошер и т.п.

Сводить счеты с этими последними можно было только тогда, когда теоретическое понимание было по существу уже развернуто в его решающих моментах.

Когда же речь заходит о философских категориях, о категориях диалектики, то классическая буржуазная философия и по сей день остается единственно достойным и серьезным теоретическим оппонентом философии диалектического материализма.

В борьбе лишь тогда становишься сильнее, когда тебе противостоит действительно умный и сильный враг. В борьбе с мелким и пошлым врагом и сам рискуешь разменяться на мелочи.

И когда Маркс и Ленин подвергали специальному теоретическому анализу категории философской диалектики, то они всегда вели спор не с Ницше и Шопенгауэром, не с Махом или Богдановым, а с классиками буржуазной философии, и именно потому, что философия последних касалась действительно решающих пунктов и проблем, от которых зависели и зависят все остальные "мелочи" и "подробности", а философская мысль загнивающей буржуазии спекулирует именно на мелочах и подробностях.

Разоблачая путанную софистическую аргументацию махистов, Ленин прежде всего сводит ее к классически ясному и принципиальному выражению, которого оспариваемая позиция достигла у Беркли и Фихте. И это не только полемический прием, а скорее самый верный способ теоретически обнажить сущность позиции. С другой стороны, когда перед Лениным вставала задача дальнейшей разработки теории материалистической диалектики, он оставляет в стороне махистов как теоретических современников Беркли и возвращается к критическому анализу "Науки логики" Гегеля, как подлинной вершины буржуазной мысли в области понимания всеобщих законов природы, общества и человеческого мышления.

Это необходимо помнить, когда речь заходит о развертывании положительного содержания категорий философской диалектики. Вести при этом споры с Чейзом или Расселом, с Бергсоном и Витгенштейном было бы непродуктивным занятием. Последние стоят в том же самом отношении к Канту и Гегелю, в каком пошлый Бастиа или Рошер стояли к Смиту и Рикардо. Споры с ними дали бы лишь тот эффект, что увели бы нас от действительно решающих пунктов проблемы.

Итак, можно подытожить сказанное: подлинное, конкретное материалистическое обоснование необходимости способа восхождения от абстрактного к конкретному как единственного способа исторического развития, соответствующего диалектике, следует искать в "Капитале" Карла Маркса, в анализе его логической структуры.