Шрифт:
Без отдельных намеков и объяснений, как-то само собой все поняли, что сама Серафима не будет входить ни во вторую, ни в третью группу. И когда оставленный караульщиком Еноша пристроился под разлапистой елочкой и попытался спрятать за поднятым воротником от ледяного ветра покрасневшие свежемороженые уши, парадный выезд городского управделами уже медленно, но неотвратимо двигался к распростершемуся под горкой городу.
Девять охотников, уцепившись за что ни попадя, не глядя нащупывали ногами в мостовой щербины, упирались в них носками сапог, натужно, на «раз-два», толкали неподъемный, неповоротливый экипаж, попутно впервые в жизни сочувствуя нелегкой участи лошадиного племени.
Перегруженное средство транспорта одышливо скрипело натруженными рессорами, скрежетало чем-то металлическим под днищем, постукивало треснувшим ободом, щелкало осями и, грузно переваливаясь с боку на бок на выбоинах, тяжело катилось по дороге, не спеша набирать ход.
Серафима с видом бывалого капитана на мостике боевого галеона положила одну руку на рукоятку тормоза, поднесла другую за неимением подзорной трубы козырьком к глазам и стала вглядываться в малолюдные, окутанные матовой морозной дымкой улицы Постола, расстилающиеся у них под ногами.
Похоже, этой ночью добрым горожанам снова скучать не пришлось: в низкое серое небо вяло поднималось грязными кляксами несколько дымков на окраине, пара-тройка в кварталах ремесленников и один – вот забавно! – почти в центре Нового Постола. Интересно, чему там гореть? Ведь дома бывшей знати необитаемы. Ну, да невелика потеря. Одним дворцом больше, одним меньше… С горящими складами и жилыми домами никто, наверное, этого пожара и не заметил. А вот с сажей в остальных трубах города надо что-то делать… Может, теперь, когда пастухи пригоняют овец на продажу и охотники немного высвободились, попросить их… попросить их… Ну-ка, ну-ка, ну-ка!.. Ага! Наконец-то! Колымага Вранежа прибавила ходу! А то уж, я думала, мы в город только к вечеру такими темпами доберемся. Какой лукоморец не любит быстрой езды!..
Старый рыдван междугороднего сообщения после десяти минут отчаянных усилий людей кажется, понял, что он него требуется, примирился с мыслью, что его упряжка теперь находится не спереди, а по бокам и состоит не из четверки породистых вороных, а из девяти вспотевших бородатых мужиков, и согласился выполнять свои прямые обязанности.
Вздыхая и скрежеща всеми сочленениями на колдобинах, приседая и подскакивая на напряженных до предела рессорах, карета стала потихонечку ускоряться, и внезапно почувствовала, как ровная доселе дорога медленно уходит у нее из-под колес вниз, к Постолу.
– Ско-рей. Ско-рей. Ско-рей, – торопливо застучали по булыжнику двойные обода.
– Э-ге-гей!.. – не удержались от ликующего восклицания кони. – Пошла, пошла, залетная!.. Шевели колесами!.. Скоро дома будем!..
Будто поняв слова людей, экипаж приободрился, скрипнул всем корпусом и стал весело набирать скорость. Город Постол радостно устремился ему навстречу.
То, что скорости набралось слишком много, гораздо больше, чем было бы надо, кони и кучер поняли слишком поздно.
– Перестаньте толкать!.. – встревожено оглянулась назад царевна, туда, где еще несколько минут назад располагался двигатель кареты в девять человеческих сил, но никого не увидела.
Охотники, отчаявшись угнаться за экипажем, судя по всему, вообразившим себя чем-то бесколесным, из далекого будущего, с твердотопливным трехступенчатым двигателем, попадали и бессильно остались лежать в живописных позах несколько метров назад.
– Тормози, высочество, тормози!.. – задыхаясь и кашляя, поднял голову и отчаянно выкрикнул Зайча из положения «на локтях лежа поверх головы Тетери». – Мы ее удержать не можем!..
Но и не дожидаясь совета, Серафима вцепилась в рукоятку тормоза и, что было сил, рванула ее на себя.
– Ах, чтоб тебя!!!..
Изукрашенная резьбой костяная ручка, возомнив вдруг себя отдельным произведением искусства, отделилась от рычага и осталась у нее в руках, а распоясавшийся тарантас восторженно подпрыгнул на выбоине, чем-то звонко хрустнул, брякнул, звякнул и понесся вниз, туда, где его ждал родной сарай.
– Пры-ы-ы-ы-ыга-а-а-а-ай!!!.. – донеслось истошно из-за спины царевны, но и в этой подсказке она не нуждалась.
– Прыгать надо было, пока она стояла, – мысленно отмахиваясь от незваных советчиков, сосредоточено пробормотала она, приподнялась, словно жокей в заезде, на полусогнутых над жестким кучерским сиденьем и вцепилась обеими руками в передок.
Дорога из Постола – или в Постол, кому как – шла узкой серой каменной рекой, утопленной меж двумя высокими берегами, густо поросшими лесом и спутанным колючим кустарником, в котором стыдливо притаились пузатые живописные глыбы с плешинами лишайника.
И сейчас все это пейзажное великолепие, словно взбесившись, проносилось мимо нее со скоростью набитой до отказа кареты, метеором летящей под гору.
Исход так неожиданно начавшегося путешествия был бы печален и ожидаем, если бы не одно «но».