Он вторгся. Исследуя. Она подчинялась каждому движению, поглаживая языком его язык. Она была такой живой, такой горячей, что все его чувства обострились. Он видел, как она цепляется за него, все более возбуждаясь. Он мог слышать, как бежит ее кровь. Мог чувствовать, как напряжены ее нервы, как бьется ее сердце. Аромат ее возбуждения.

Оставалась только вкусить это.

Он обхватил ее руками. Одну руку прижал к ее спине, притянув к своей груди. Она отрывисто дышала, ее груди соприкасались с его кожей. Его другая рука спустилась ниже, обхватив ее бедро. Кровь господня, она была раем. Упругой и округлой. И она не преувеличивала, говоря о своей способности показать страсть.

Она прижалась к его эрекции. Боже праведный, она потерлась об него. Выгибаясь. Упиваясь восторгом жизни и ее первостепенного инстинкта продолжения рода.

Как печально. Его основным инстинктом было уничтожать жизнь.

Он двинулся к ее шее. Левый клык выдвинулся. Правый тоже было начал, но уперся в шину. О! Он отодвинулся, сжимая губы вместе. Это чертовски больно, но, по крайней мере, боль привела его в чувство.

Он не мог укусить Шэнну. Боже, он поклялся никогда не кусать смертных. Он выпустил ее и отстранился.

— Что случилось? —

Казалось, она затаила дыхание.

Он прижал руку ко рту. Он не мог даже ответить ей, когда его клык вытянут

— О, черт возьми. Это шина? Или твой зуб? Мы потревожили его? — Она кинулась к нему. Позволь мне взглянуть.

Он тряхнул головой. Его глаза увлажнились от напряженной попытки втянуть клыки, пока он так голоден.

— Похоже, тебе больно. — Она коснулась его плеча. — Пожалуйста, позволь мне взглянуть.

— M-м.

Он опять потряс головой, отступая еще на шаг. Проклятье, это смущает. Но он, вероятно, заслужил это, поскольку был так близок к тому, чтобы укусить ее.

— Я не должна была целовать тебя, пока у тебя во рту шина. — Она нахмурилась. — Господи, вовсе не следовало целовать тебя.

Левый клык наконец подчинился ему и втянулся назад. Он заговорил, держа руку перед ртом. — Я в порядке.

— Но я нарушила очень важное правило — никогда не назначать свидание клиенту. Мне не следовало вообще втягивать тебя во все это.

Он опустил руку.

— В таком случае, ты уволена.

— Ты не можешь уволить меня. У тебя во рту все еще шина, поставленная мною. — Она подошла поближе. — Теперь открой рот и позволь мне посмотреть.

Он сделал так, как сказали.

Она подвигала шину своими пальцами. Он пощекотал ее пальцы своим языком.

— Перестань. — Она отдернула руку от его рта. — Я не могу поверить. Шина свободна.

— Хорошо, ты первоклассно целуешься.

Она покраснела.

— Я не понимаю, как я могла… не волнуйся. Я не буду целовать тебя снова. Как твой дантист я ответственна прежде всего за здоровье твоих зубов.

— Я уволил тебя.

— Ты не можешь. Пока шина…

— Я сам вытащу эту штуковину.

— Ты не посмеешь!

— Я не потеряю тебя, Шэнна.

— Ты не потеряешь. Нам всего лишь надо подождать недельку или около того.

— Я не буду ждать.

Он ждал больше пяти столетий, чтобы испытать что-то подобное. Он не хочет ждать еще одну проклятую неделю. И он не даст шанса своему сомнительному контролю. Он шагнул к спальне. Черные точки кружились вокруг его головы. Он игнорировал их, игнорировал голод, бушующий в нем.

— Ромэн! — Она побежала за ним. — Ты не можешь вынуть шину.

— Я и не буду.

Он рывком открыл ящик комода и вытащил груду белья. Там, на дне, был мешочек из красной ткани. Он вытащил его. Даже через ткань он ощущал тепло серебра внутри. Без ткани его рука была бы уже покрыта ранами от ожога.

Он протянул его ей. Она не заметила, поскольку крутилась по его спальне, осматриваясь. Ее пристальный взгляд задержался на его гигантской кровати

— Шэнна?

Она посмотрела на него, затем заметила мешочек в его руке.

— Я хочу, чтобы он был у тебя.

Он покачнулся. Ему надо поесть в ближайшее время.

— Я не могу принять еще больше подарков.

— Возьми это!

Она вздрогнула.

— Ты должен поработать над своими манерами.

Он облокотился о комод.

— Я хочу, чтобы ты носила это на своей шее. Это защитит тебя.

— Звучит немного суеверно.

Она взяла мешочек, развязала шнурок и позволила содержимому упасть ей на руку.

Он выглядит так же, как и в 1479 году, когда он давал обет. Серебряная цепь была простой, но хорошего качества. Распятие являлось образчиком средневекового мастерства в своем лучшем исполнении.