Спаркс Керрелин
Шрифт:
— Я уже иду. — Встав на колени возле него, одной рукой она поддержала его за плечи, другой поднесла ему бутылку ко рту. Кровь… Горечь поднялась в ее горле. Ее рука задрожала, и несколько капель скатились с его подбородка. В памяти всплыло видение — кровь, стекающая изо рта Карен.
— О, Боже… — Ее рука затряслась.
Ромэну все же удалось сесть, благодаря ее поддержке, но его все еще покачивало. Он пил долго, большими глотками, кадык ходил взад-вперед не останавливаясь.
— Ты ведь помогаешь мне делать это? Мысленно? — она вспомнила, как он контролировал ее разум в зубном кабинете, чтобы помочь преодолеть отвращение от вида крови.
Ромэн опустил бутылку.
— Нет… У меня нет сил. — Он вновь поднес бутылку ко рту. Получается, что она самостоятельно преодолела свой страх? Шенна все еще чувствовала небольшую тошноту, наблюдая, как он пьет холодную кровь, но при этом не чувствовала слабости.
— Мне уже лучше. Спасибо. — Он в последний раз поднял бутылку и опустошил её.
— Ладно, — Она выпрямилась. — Я, пожалуй, пойду тогда…
— Подожди, — Он медленно поднялся на ноги. — Позволь мне… — Ромэн взял ее руку. — Я хочу позаботиться о тебе.
— Я в порядке. — Она не знала, смеяться ей или плакать. Шенна стояла, полуголая, с ранами на бедре. Возможно, это была истерика. Хотя больше походило на горе. Словно тяжелый, черный камень придавил сердце, постоянно напоминая ей, что отношения с вампиром невозможны.
— Пойдем. — Он повел ее в спальню.
Шенна печально поглядела на его огромную кровать. Если бы только он был смертным… Судя по его спальне, он был опрятным и аккуратным. Ромэн потащил ее в ванную. Ого, у него и туалет имеется.
Кто бы мог подумать? Впрочем, это бы не удивило, будь он живым.
Ромэн открыл кран над раковиной. Зеркал не было, только масляная живопись с симпатичным пейзажем. Зеленые холмы, красные цветы и сияющее солнце. Может быть, он скучает по солнечному свету. Наверняка трудно жить без солнца.
Он смочил тряпку и наклонился, омывая ее бедро. Теплая ткань приносила успокоение. Она вдруг почувствовала приятную слабость и желание улечься прямо здесь, на полу.
— Мне так жаль, Шенна. Такое больше не повторится.
Нет, не повторится. Ее глаза наполнились слезами. Не будет больше любви, не будет страсти. Она не может любить вампира.
— Как рана? Заживет?
Шенна отвела взгляд, чтобы он не увидел собирающихся слез.
— Думаю, заживет. — Он выпрямился. — Этого никогда не должно было случиться. Я никого не кусал уже восемнадцать лет, с того момента как создал синтетическую кровь. Впрочем, не совсем так. Было одно чрезвычайное событие. Грегори…
— Рэдинка рассказала мне об этом. Ты не хотел этого делать…
— Не хотел, — Ромэн порылся в ящике и достал два запечатанных пластыря. — Не хотел лишать его бессмертной души.
Слова истинного средневекового монаха. Сердце Шенны сжалось от боли за него. Он, очевидно, думал, что его собственная душа погублена.
Ромэн вскрыл упаковку:
— Вампир всегда испытывает сильный голод, когда пробуждается вечером. Я как раз должен был ужинать, когда ты вошла. И должен был выпить бутылку, прежде чем заниматься любовью, — он наклеил пластырь на ее раны. — В следующий раз мы сначала удостоверимся, что я поел.
Не будет следующего раза…
— Я… я не могу.
— Не можешь — что?
Он выглядел очень обеспокоенным. И таким дьявольски красивым. Его кожа уже приобрела нормальный цвет. Плечи поражали шириной.
Его обнаженная грудь была покрыта курчавыми черными волосами, такими мягкими и волнующими. Его золотисто-карие глаза пристально следили за ней.
Шенна сморгнула слезы.
— Я не могу… поверить, что у тебя есть туалет.
Трусиха, упрекнула она себя. Но было ненавистно ранить его. И ненавистно ранить себя.
Он выглядел удивленным:
— О, ну, в общем, я им пользуюсь.
— Пользуешься туалетом?
— Да. Наше тело требует только красных клеток крови. Иные компоненты крови, вроде плазмы и добавок от Искусственной кухни уже не нужны и превращаются в отходы.
— Ого! — это несколько больше, чем ей нужно знать.
Он наклонил голову:
— Ты в порядке?
— Несомненно. — Она развернулась и вышла из ванной, уверенная, что его взгляд прикован к ее обнаженной попе. Слишком обнаженной для достойного выхода. Она пересекла офис, направляясь к груде одежды на полу.