Один за другим сходились ревкомовцы, и каждый ласково здоровался с Милюнэ,

Последним пришел Волтер.

Наблюдавший из дома Тренева Струков оглянулся и сказал:

— Ну вот. Все в мышеловке.

Он вошел в комнату, оставив наблюдать Бес-секерского.

За богато накрытым столом сидели сам хозяин, Иван Архипович Тренев, одетый строго и торжественно, его супруга Агриппина Зиновьевна в черном кружевном платье и Иннокентий Михайлович Громов, возбужденный, краснолицый, с лихорадочно бегающими глазами.

— Минут через десять начнем, — спокойно заявил Струков.

— Огонь по сигналу откроют Петрушенко, Сукрышев и Учватов. Пощекочем немного, а потом предъявим ультиматум — полная капитуляция. Надеяться им не на что.

Треневы сидели молча, печально, как на поминках.

Захмелевший Громов посмотрел на Тренева и вдруг сказал:

— А понырять придется, Иван Архипыч,… Тренев не понял, но когда смысл дощел до него, он побледнел.

Агриппина Зиновьевна с нескрываемой ненавистью посмотрела на Громова, но тот выдержал, не отвел своего улыбчивого, издевательского взгляда.

В комнату вбежал Бессекерский. Лицо у него перекошено от испуга.

— Один вышел! — крикнул он. — Сюда идет!

— Ах, черт! — выругался Струков, выхватил револьвер и выбежал из комнаты.

Со стороны ревкома к дому Тренева приближался Булатов. Он держал в руках большой лист бумаги, видно, с одной стороны он уже был намазан клеем. Булатов чему-то улыбался и, похоже, даже что-то напевал про себя.

Струков перекрестился и чуть-чуть отворил дверь.

Булатов подощел к стене дома и принялся наклеивать лист, водя оленьей рукавицей по бумаге. Он стоял боком к Струкову, который целился в него из полуотворенной двери. Сначала Струков прицелился в голову — там тяжелый меховой малахай. Руки парня были высоко подняты. Под левую, как раз в сердце.

Раздался выстрел.

Булатов как-то удивленно оглянулся и рухнул. Но слабый выстрел услышали в других домах. Пули защелкали по крыльцу ревкома. Струков и Бессекерский выскочили из дома Тренева и оттащили убитого Булатова за сарай.

Струков бегрм вернулся в дом, разбил маленькое окошко в сенях и оттуда принялся стрелять по крыльцу ревкома.

В комнате слушали выстрелы.

Побледневшая еще больше Агриппина Зиновьевна крестилась и шептала молитвы, Иван Архипович нервно хрустел пальцами, а Громов, усмехаясь, ел красную икру и иронически поглядывал на хозяев.

Милюнэ с удивлением смотрела, как то в одном месте двери, то в другом как бы сами по себе возникали маленькие круглые дырочки. Мандрнков схватил ее и потащил в комнату:

— Да ты что! Под пули встала! Убьют!

Все члены ревкома вскочили и так, стоя, слушали выстрелы.

— Спокойно, товарищи! — сказал Мандриков. — Это явно провокация, попытка контрреволюционного переворота. У кого есть оружие?

— Я имею! — сказал Волтер.

— У меня есть, — Фесенко поднял над головой револьвер.

— Больше нет?

Ни у кого больше не было оружия. И вдруг, прислушиваясь к выстрелам, Милюнэ поняла, что происходит.

— Там Булат! — закричала она. — Там Булат! Они его убивают!

Она рванулась к двери, но тут ее догнал Манд-риков, схватил за плечи.

— Маша! Они нас только пугают… С Булатом ничего не случилось, я тебя уверяю… Надо думать, что делать дальше. Всем, у кого есть оружие, занять места у окон и дверей. Следите за домами Тренева и Бессекерского.

Выстрелы не прекращались ни на минуту. Порой казалось, что стреляют из пулемета — так частили колчаковцы.

— Если попытаемся выйти отсюда, — заговорил Василий Бучек, — то они нас, как кур, перестреляют прямо на крыльце.

Милюнэ, казалось, успокоилась. Она лишь часто всхлипывала.

Никто не заметил, как Милюнэ выбежала на улицу и оказалась между ревкомом и домом Тренева.

— Маша! Маша! — закричал, бросившись вслед, Мандриков, но его остановил Волтер.

Милюнэ бежала, не отрывая глаз от темного пятна под приклеенным воззванием. Это была кровь. Кровь Булата,

В доме Тренева услышали страшный, раздирающий душу вой. Трудно было поверить, что так безысходно, по-волчьи может выть человек. Это было горе, ставшее криком.

Агриппина Зиновьевна. встала, обратилась к иконе. Ока истово крестилась и шептала молитвы.

Струков наблюдал из окошка за Милюнэ, потом хладнокровно сказал Бессекерскому:

— Надо ее втащить сюда…

Они вышли, подняли Милюнэ и втащили в комнату,

— Приведите ее в чувство! — приказал хозяйке Громов.

Агриппина Зиновьевна взяла свою недопитую рюмку.

— На, выпей, Машенька!

Она силой разжала ей рот и влила водку. Милюнэ закашлялась, повернулась и узнала Агриппину Зиновьевну.