— Да ты что! — испуганно произнесла Милюнэ.

— И застрелил бы, — мрачно повторил Тымнэро, — да на линии выстрела Тынатваль с дочкой были.

— Да что они так? — с горечью произнесла Милюнэ. — Зачем такое делают? Взбесились совсем.

— Истинно, — подтвердил Тымнэро. — Как бешеные собаки, рыскают везде, только нюхают, а не едят…

— Худое нынче время, — вздохнула Милюнэ. — Раньше тангитан был совсем другой, — вспомнил Тымнэро. — Он не лез в ярангу, не мешался в наши дела. А нынче! То одна власть, то другая! И чего Солнечный владыка не удержался на своем золоченом сиденье?

— Есть другие тавгитаны, — мягко заговорила Милюнэ. — Они стоят за бедных, говорят: бедные люди пусть всегда будут вместе и вместе пойдут на богатых, отберут у них все и поделят поровну между собой. Так будет по справедливости.

— А я не пойду! — решительно заявил Тымнэро. — Мне чужого не надо. Что я — разбойник?

— Так ведь богатства, которые у торговцев, сделаны трудовыми людьми. Ты ловишь рыбу, а у тебя ее отбирают, продают и деньги берут себе…

— Так это у тангитанов, — заметил Тымнэро. — А у меня пусть попробуют отобрать даром!

Милюнэ посмотрела на своего родича с откровенным сочувствием. Тымнэро огляделся и увидел на столе тетрадку, карандаш.

— Твой тангитан балуется этим, как Теневиль? — Это я пишу, — смущенно сказала Милюнэ.

— Какомэй! — воскликнул v Тымнэро. — Зачем же это тебе?

— Грамота нужна каждому человеку, — наставительно произнесла Милюнэ. — Чтобы знать настоящую правду жизни.

— Правду жизни только шаманы знают, — возразил Тымнэро.

— А для чего Теневиль придумывает свои знаки? — спросила Милюнэ.

— Чудачество, конечно, это, но полезное дело, — ответил серьезно Тымнэро. — Новость далеко сообщить можно таким способом.

— Вот и тут! И новость сообщить, и мудрость вызнать!

— У отца Михаила хочешь взять книгу? — спросил Тымнэро.

— Зачем у отца Михаила? Есть другие книги, где написана настоящая правда.

— Настоящую правду знают только шаманы, — убежденно повторил Тымнэро.

Он еще раз рассмотрел каракули и поднял взгляд на Милюнэ:

— Так это что такое — большак, мантрака? Почему искали это у меня в HpaHfe, в кладовой, в пологе, в бочках?

Милюнэ отвела в сторону взгляд и ровно, бесстрастно ответила:

— Не знаю, что это такое.

— Кто-то украл у них это самое, — убежденно сказал Тымнэро. — Худо смотрят за домом. Раз проходил мимо — двери настежь, а охранник Кожура валяется, и собака лижет его в лицо. Конечно, так можно не то что большака и мантрака украсть, и денежный ящик унести можно".

Громов сидел за столом, закапанным фиолетовыми чернилами, и мутно смотрел на Струкова. Начальник колчаковской милиции снял фуражку, лысина потела, и он рукавом шинели пытался вытереть ее. — Вот смотрю я на тебя, господин Струков, и думаю — дурак ты.

— Ваше благородие!

— Дурак, — повторил Громов. — Круглый причем. Ну кому как не дураку придет в голову искать Мандрикова в яранге? Вы, господин Струков, каким были неудачником-бакалейщиком, таким и остались…

— Так китайцы разорили меня, — виновато оправдывался Струков, — открыли напротив лавку да цены снизили…

— Мне нужна настоящая военная разведка! У тебя даже нет ни одного досье!.. Ты знаешь, что такое — досье?

— Что-то французское, — пробормотал Струков.

— Французское! — передразнил его Громов. — Досье — это специальное дело, заведенное на подозреваемое лицо. Понял?

— Понял, ваше благородие! Заведу эти досье на всех анадырцёв, язви их в душу мать!

— Господин Струков! Что это за ругань в присутственном месте? Как вы себя держите? Ругаетесь да шарите по хижинам дикарей!

— Так, ваше превосходительство, — заискивающе заговорил Струков, — я ведь как рассуждал. Этот большевик, то бишь Мандраков."

— Мандриков.

— Так точно, Мандриков тоже, видать не прост. Он заховался так, что его не обнаружить. И вот я смекал, где он тут понадежнее мог укрыться? А потом вдруг как озарило меня: если уж где он прячется, так не иначе как у этих диких! Прячется и думает, что никто не сообразит искать его там, в вонючем логовище… Вот и учинил обыск…

— Сейчас придет сюда здешний торгаш, или, как он себя называет, коммерсант, Тренев, — сказал Громов.

— Это который? — наморщил лоб Струков.

— Ну тот, у кого баба аппетитная.

— А-а, этот лис, — вспомнил Струков и облизнулся. — А баба у него хоть и слегка повяленная, но годная еще…

— Струков! — рявкнул Громов, — Простите, ваше благородие.

— Сейчас он придет, и ты увидишь, как надо вести конфиденциальный разговор. Понял, бакалейная твоя душа?

— Не понял, — мотнул головой Струков.