Шрифт:
— Я… да нет. Проходил мимо, вижу, ты куришь…
Ночью Палий вдруг проснулся от легкого прикосновения Федосьиной руки к плечу:
— Семен, поднимайся, Цвиль просит выйти, обоз какой-то пришел.
Палий быстро оделся, вышел на крыльцо. Ночь была тихая, светлая. За садом, как бы заглядывая через верхушки яблонь и груш, яснел месяц, заливая неживым, бледным светом двор и улицу, золотя крест на куполе церкви, которая высилась вправо через дорогу.
На крыльце Палия поджидал Цвиль и еще какой-то невысокий человек.
— Батько, — зашептал Цвиль, — обоз московский, порох, свинец, ружья нам привезли, вот старший над обозом.
Палий крепко пожал протянутую ему руку.
— Вот спасибо большое. Будет, чем шляхту угощать. Величать-то тебя как?
— Это неважно, Иваном зови. Где нам выгружать товар свой? Красный товар тебе привезли.
— Сколько возов?
— Восемь.
— Прямо во двор въезжайте, вон к тому хлеву, а потом мы уже в погреб перетащим. Цвиль, позови казаков на помощь.
— Не нужно. Сами управимся, посветить бы только.
Семашко, который тоже оделся, зажег в сенях сальный фитиль и, прикрывая его полой, понес к хлеву.
Тихо поскрипывая колесами, во двор один за другим въезжали возы.
Когда возы были разгружены, Палий подошел к Ивану.
— Ну, теперь пусть хлопцы задают волам корм и в хату идут, потом будем на ночь устраиваться.
Но Иван сказал, что не велено им задерживаться в Фастове, они должны затемно уехать из города.
Тогда Гусак и Семашко погрузили на один из возов барило оковитой, бочонок меду и полмешка сала. Прощались возле ворот. Возы, так же тихо поскрипывая, выехали со двора и медленно двинулись вдоль улицы, оставляя за собой серое облако пыли.
Месяц почти спрятался за деревьями, и на двор легли длинные тени.
Проценко приехал на другой день утром. Палий посадил посла Мазепы рядом с собой за широкий дубовый стол и извинился, что не может сейчас принять его как следует, ибо ждет послов от хана; вот когда их примет, тогда, дескать, и поговорить можно будет с глазу на глаз.
Вдоль стен горницы уже сидели и стояли сотники и казаки. Ага вошел. При виде стольких людей он недовольно поморщился, прищурив и без того узкие щелочки косо прорезанных глаз.
— Я хотел поговорить один на один…
— У меня нет тайн от своих людей. Позови толмача.
Вошел толмач. Ага немного помялся, но решил говорить.
— Пан полковник, хоть ты уже много лет водишь казаков в наши земли, однако хан прощает тебе все. Нет более ласкового сердца, чем сердце хана…
Ага ждал, как отзовется Палий на эти слова, но тот молчал. Тогда ага продолжал:
— Хан приказал мне спросить у казаков: не пора ли положить конец нашим войнам? У хана довольно врагов, и зачем казакам Палия умножать их число? Ведь и у полковника врагов тоже много…
Сказав это, ага дернул бровью, словно хитро подмигнул Палию. Сотники насмешливо посматривали на посла Мазепы, но когда Проценко, в свою очередь, взглядывал на кого-нибудь из них, тот равнодушно отворачивался, словно происходящее вовсе его не занимало.
Савва, сидевший рядом с Проценко, легонько толкнул его локтем:
— И что ты будешь делать? Чуть ли не каждый месяц едут: не от короля, так от хана, не от хана, так от молдавского господаря, не от господаря, так от самого султана. А батько всем отказывает.
В горнице продолжал звучать резкий гортанный голос аги:
— Еще хан повелел мне спросить тебя: не захочешь ли ты помогать хану, когда ударят его тулумбасы, призывая войско на битву? Хан сразу же выдаст деньги на тяжары, [19] на военное снаряжение и лошадей.
— У нас свои есть! — крикнул из угла Цвиль. Однако толмач сделал вид, что не слышит его слов.
— Значит, стать на службу к хану? — спросил Палий.
Ага утвердительно кивнул головой.
19
Тяжары — воинские обозы.
Палий окинул взглядом сотников:
— Что мы ответим на это послу хана?
— Пусть едет, с чем приехал.
— Не там ищет хан прислужников.
— Слышишь, посол, что моя старшина говорит?
— Хан велел спросить тебя, Палий, не согласишься ты хотя бы такой договор составить, чтобы жить нам отныне в мире, не переступая наших границ?
Палий снова посмотрел на сотников.
— И договора не надо. Надоело нам его слушать. Передай хану… — начал было Зеленский.
Но Палий перебил его: