А звонка все не было.

Из крана противно капала вода. Я попробовал его завернуть, но вода закапала еще сильнее.

Потом где-то хлопнула дверь, и кто-то затопал по коридору, шаркая одной йогой.

Я спрятался за дверь, но тот человек вошел все-таки в туалет. Это был семиклассник с длинным лицом. Я его узнавал по лицу все годы, пока учился, а как фамилия - не знал.

–  Ты чего?
– спросил семиклассник, заглянув за дверь.

–  А ты чего?

–  Я ничего. Я палец, видишь, ножичком порезал. Меня к медсестре послали. Только идти неохота. Я карандаш точил и порезал.

И тут я сразу сообразил. В эту же секунду сообразил, что мне надо сделать.

Я вытащил из кармана свой ножик и отогнул лезвие.

–  Ты чего?
– снова удивился семиклассник. Он мочил свой палец в воде.

–  Палец себе сейчас порежу.

Семиклассник сначала отодвинулся испуганно, а потом обрадовался:

–  Контрольную не хочешь писать? Понятно. Во выдумали: первого сентября - и контрольную. У нас такого не было.

Я провел ножом по пальцу и ничего не порезал.

–  Ты закрой глаза и жми.

Я закрыл глаза и снова провел. Потом еще раз.

–  Испугался?
– спросил семиклассник.

Я снова поставил нож на палец.

Тут вдруг раздался звонок, и резать было теперь необязательно.

Я пошел в класс.

У двери стояла Галя Кругляк.

–  А у нас сейчас будет киноурок.

Тут из класса вышла завуч с нашими листками. У нее было недовольное лицо.

«Неужели из-за меня!» - подумал я. Но Галя меня успокоила:

–  Я за тебя дописала твоего отца. Смотрю, а ты его не вписал.

Я всегда, когда приближаюсь к нашей квартире, заранее ищу ключ. И сейчас тоже искал в карманах, потом в портфеле - на всякий случай, вдруг там, - потом снова в карманах.

Мама утром сказала, чтоб я обедал сам и ее не ждал.

А у нас сегодня родительское собрание.

Я положил портфель на подоконник и сел сам на него. У нас широкие подоконники на лестнице. Когда шли мимо жильцы, я отворачивался, чтоб они меня не расспрашивали.

Потом мне захотелось есть. Я оставил портфель на лестнице и решил походить вокруг дома. Однажды рядом с домом я нашел десять копеек.

«Найду еще и куплю себе слойку», - думал я.

Но деньги нигде не валялись.

Я снова вернулся к нашей двери и подергал ее. Она была заперта крепко. Тут вышла соседка.

–  Что, Коля, дома нет никого?

–  Никого, - сказал я.

–  Пошли к нам. Поедим, телевизор посмотрим.

–  Я тут подожду, - сказал я, хоть есть мне захотелось изо всех сил.

Я побежал вниз, а соседка еще смотрела на меня, стоя у своей двери.

На улице я увидел Свету со Степаном Константиновичем и Барри.

Они тоже меня увидели. Степан Константинович даже рукой замахал.

–  Мы идем Барри тренировать, - сказала Света, - пошли с нами.

И я конечно пошел.

–  У нас Барри через барьер прыгает, по лестнице ходит, а бум - не любит. Мы идем на площадку, где бум, - говорила Света по дороге.

–  Как отдохнул, Коля?
– спросил Степан Константинович.

–  Так мы же вместе были в лагере, ты что - забыл?
– сказала Света.
– Коля там знамя спас, во время торжественной линейки.

–  А что к нам не заходишь? Приходи. Придешь?

–  Приду, - сказал я.

На площадке, как только Барри увидел бум, так сел - и его невозможно было сдвинуть с места. Степан Константинович долго его уговаривал.

Потом Степан Константинович сам поднялся на бум и стал бегать по бревну, даже подпрыгнул на одной ноге и чуть не свалился. А мы со Светой тянули к нему Барри.

Барри наконец пошел, тоже поднялся на бревно, присел и заскулил совсем как щенок.

–  Не стыдно? Такая огромная собака - и пищит, - уговаривал его Степан Константинович.

Второй раз Барри прошел по бревну смелее.

Мы отдыхали, потому что устали больше, чем он. Ведь его надо было и поддерживать, и подталкивать, и уговаривать.

Потом мы снова повели его по бревну, уже без поддержки. Степан Константинович шел внизу и держал поводок. И Барри прошагал весь бум.

–  Ты почему с портфелем гуляешь? Я только сейчас заметил, - сказал Степан Константинович.