– А что ты хотел?
– Колодников недобро прищурился.
– Помнишь, когда я тебя пытался за Василька прижать, ты мне свою философию толкал? Дескать, жизнь - это тот же спорт, кто сильнее, тот и победитель, он и наверху и имеет больше. А теперь ты толкуешь об обидах. Смешно, Аркадий Ильич. Вот захотел ты уйти в сторону, и что? Теперь наехали на тебя. И к кому ты пришел? К нам, к ментам поганым, прибежал. Я прав?

Антоша молчал, только сжал на столе свои пудовые кулачищи. И Колодников решил, что с нравоучениями пора заканчивать.

– Ну, хорошо, с отступными Гусь действительно борщанул, - согласился он.
– Но вы же с ним в одной упряжке сколько лет.

Аркадий снова торопливо разлил по рюмкам текилу.

– Я и говорю, - с жаром начал объяснять он.
– Ты, говорю, не борзей, а то я тебе шею сверну! А он только хи-хи давит, попробуй, говорит. Без братвы я его теперь не достану, а самому на мокруху идти что-то не в кайф. Знает, сука, что мне теперь садиться не с руки, сяду, лет на десять, а что за это время с сыном будет? Попадется такой дружок, как Гусь, и хана парню. Могут на иглу подсадить. А я этих наркошей не переношу.

– Вот ты как заговорил! А кто в город первый героин привез? Твоя ведь работа. Скажешь, нет?

Антоша опять поморщился.

– Гера - это кайф для толстых, у кого мошна тугая. Вся остальная плотва к цыганам бегает, за ханкой.

– Ну, хорошо, так что тебе от меня-то надо?

– Ты ведь сейчас дело с той девкой крутишь, значит, непременно на хвост Гусю наступишь. То, что там его сынок повязан, - точно, но, кроме того, там еще и ваш Мамон его прикрывает.

– А он-то, с какого там бока?

– Он же с Гусем в доле. Через Мамона гера поступает в город.

Колодников тряхнул головой, не веря своим ушам. Он чувствовал, как алкоголь улетучивается из организма, и мысли становятся ясными и четкими. Все, что он услышал, можно было назвать самой большой удачей оперативника в этой жизни. За крохи подобной информации он был готов продать душу. А теперь ему преподносят все на блюдечке с голубой каемочкой. Значит, сильно Антошу заело.

– Рассказывай, - сказал Колодников и удивился, что его голос звучит ровно и почти спокойно.

– Раз в месяц он ездит на Украину к родителям со своим этим толстым прапором. В машине у него оборудован тайничок в бензобаке.

– А ты откуда знаешь?

Аркадий ухмыльнулся:

– Ну, а чьи же парни в автосервисе делали ему этот тайник? Добраться до него можно, только разобрав полмашины. Он туда приезжает, ставит тачку в автосервис, якобы на ремонт, ему все упаковывают, и он плывет с грузом обратно. А изымают посылку так же в автосервисе, только уже в Кривове.

– Это в твоем?

– Ну да. В бывшем моем, - со вздохом признал Антоша.
– Они с Гусем в последнее время крепко закорефанились. Я как-то прозевал это, и зря.

– Кто?
– не понял Андрей.
– С кем покорефанился?

– Ну, Мамон, кто ж еще. Даже дома в Демидовке рядом выстроили, а в заборе калиточка, так что никто не видит, как Гусь к вашему начальнику водку пить ходит. Каждый вечер Гусь у него сидит.

– Откуда знаешь?

– Знаю. Как ни позвоню ему вечерком, так Зойка непременно к Мамону отправляет.

– Так на что же купился Мамон?

– Жадный он слишком. Как цыгане его за тот дом купили, так и поехало. Я ему спецом одного кента с большой партией "пластилина" подсунул, а потом якобы выкупать подкатил. Квартирку ему оформил, сынок там его теперь живет. Но весь наш базар этот я снял на видео. А чтоб не гоношился сильно, предложил войти в долю. Тут он и клюнул, падла. Потом уж сам в раж вошел, тайничок-то он мне сам предложил сделать, все равно, говорит, мне туда каждый месяц мотаться. Долю себе за это выбил побольше. Он когда в Хохляндию катит, мундир не снимает, чтобы не останавливали и на таможне не проверяли. Ну что, много я тебе настучал?

– Да, весьма. И что я тебе за это должен? Отмазать от гусевского выкупа?

Антоша равнодушно махнул рукой:

– Хрен с ним, с выкупом. Бабки у меня есть - я в Волжанске давно уже три магазина прикупил, две пекарни. Капает потихоньку, на жизнь хватает. За жлобство его обидно, вот в чем дело. Прищеми их, опер. Сможешь?

– А не боишься, что Гусь тебя потом за Василька сдаст?

– Нет. Это ему не с руки. Он ведь тоже стрелял. Две пули моих, две - его.

– Ясно.