Прослужив лет пятнадцать у такого благородного и доброго пана, я взял в аренду маленький фольварочек. Не жалел людям хлеба, мои ворота были открыты для соседей и путников; женился и купил этот клочок земли и домик, в котором теперь живу.

Пока дядя рассказывал о своей жизни, на дворе залаяли собаки, кто-то громко постучал в ворота и закричал:

— Гаспадар, гаспадар, атчынi вароты, пусьцi нас хоць пагрэцца, саўсем прастылi, баранi Бог, гэткая бурная ноч.

Батрак отворил, и, скрипя на морозе, заехало несколько возов. Спросили, кто тут живёт?

— Пан Зав'aльня, — ответил работник.

В людскую вошли несколько проезжих, дядя послал меня, чтобы я позвал к нему панну Малгожату; когда та пришла, сказал ей:

— Не гневайся, милостивая пани, на путников. А если бы кого-нибудь из нас застала в дороге такая буря? Никому не хочется погибать на озере, постарались бы как можно скорей добраться до тёплой хаты. Жизнь каждому дорога; человек, как может, спасается от беды; и крепко ответит перед Паном Богом тот, кто закрывает двери пред несчастным. Дай, милостивая пани, им поужинать, не беспокойся чересчур о будущем. Хлеб насущный посылает нам Провидение Божье.

Сказав это, он и сам пошёл в людскую.

Прошло полчаса. Дядя возвратился, беседуя с одним из путников. Тот был в старом сюртуке из некогда доброго зелёного сукна, голова стрижена коротко, густые бакенбарды и усы. Выражение его лица и весь облик говорили, что он не простой крестьянин, а долго служил в имении.

— И что за причина, — сказал дядя, — такого дальнего путешествия? Это ж не шутка, объехать все углы Инфлянтов и Курляндии. [177]

— Пан знает эту простую пословицу, — сказал путник, — за дурнай галавой i нагам не упакой. Вот точь-в-точь такова и моя теперешняя поездка. Пришёл в голову моему пану прожект завести суконную фабрику; думал, что таким способом добудет золотые горы. Отговаривали его соседи, которые хорошо понимали в этом деле: «Не с фабрик надо начинать белорусским помещикам, чтоб улучшить свою жизнь, а с земли, ибо сельское хозяйство у нас приносит больше дохода. Надо стараться заводить скотину, удобрять поля, расширять сенокосы. И крепостных своих вести к лучшим моральным устоям, чтоб любили родину свою. Не притеснять, не присваивать себе их собственность, меньше строить кабаков и стараться держать в запасе побольше хлеба».

От этих советов не было никакого толку, пан заложил в банке б'oльшую часть имения, накупил машин, затратив на это огромные деньги, привёз иноземца-фабриканта, часть крепостных послал в столицу учиться наукам, потребным в этом ремесле, а других — зарабатывать деньги на поддержание фабрики. Тем временем в хозяйстве везде — большущие убытки, крестьяне дошли до ужасающей нищеты. Я сам часто слышал, как в поле пели песню, что была знаком полного отчаянья:

И в самом деле, за один лишь год почти треть крепостных бросили свои хаты и пошли бродить по свету.

Понял пан свою ошибку, ибо и фабрика его, не будучи ещё как следует устроена, начала уже приходить в упадок; не хватало денег на закупку шерсти, на привоз заграничной краски, на выплату пенсии фабриканту, все надежды пошли прахом.

Тут дошла весть от людей, которые ездили с товарами в Ригу, что они встречали там некоторых крепостных из нашей волости и говорили с ними. Пан сей же час послал меня, чтоб я с помощью тамошних властей вернул их обратно.

Во время этого разговора неожиданно открылась дверь, и зашёл весь обсыпанный снегом органист из Россон; едва ступил на порог, воскликнул зычным голосом:

— Laudetur Jezus Christus. [179] Поздравляю с наступающим Рождеством! — и положил на стол свёрток разноцветных облаток. [180]

— А! Большое, большое спасибо! — сказал дядя. — Ждал пана Анджея и уже думать начал, что в этом году он, может забыл, где живёт Зав'aльня.

— Как можно забыть про пана Зав'aльню, особенно в такую жуткую бурю, когда завидишь яркий фонарь на воротах, за которыми добрый и любезный хозяин заботится о жизни путников.

— В то лишь время и гости у меня, когда Нещердо покроется льдом, но зато весной и летом живу, будто отшельник какой, окружённый водой и лесом.

Органист обратился к слепому Францишеку:

— О, давно уж не виделись, житель всего света, а о Россонах уже совсем забыл? У нас до сих пор вспоминают, как ты когда-то пел на хорах во время Юбилея. Кто пел по книжечке, а пан Францишек все песни по памяти. Ну, когда ж ты нас навестишь?

— Живу я теперь очень далеко.

— Но всё же ты живёшь там, где встречаешь ласковых и истинно любящих друзей, а таких у тебя много по всей Беларуси.

— Теперь по милости пана Б. есть у меня свой домик на острове, посреди озера Ребло. Там намереваюсь положить конец своим скитаниям, покуда Пан Бог позволит мне жить.

— Знаю пана Б., благородный человек. Имение его у самого озера Ребло на Рабщизне. Я когда-то там бывал, неблизко отсюда, вёрст шестьдесят будет. Однако, как меня дрожь пробирает, весь прозяб, такой сильный ветер и мороз, что мочи нет.