Шрифт:
— Выпьем водки, пан Анджей, — сказал дядя, — а там и горячий ужин на стол подадут, вот и согреешься.
— А хорошо б водочки, ибо люди говорят, что напиток этот в жаркое лето холодит, а во время зимних морозов и ветров греет.
После водки и закуски повеселевший органист сказал:
— У пана Зав'aльни сегодня гости, стало быть, и новые рассказы.
— Каждый человек встречает в своей жизни что-нибудь нежданное, вот каждому и есть, о чём поведать.
— И Янк'o, философ [181] иезуитской академии, уже должен был рассказать немало историй. Я слыхал, что когда он был ещё в школе, то очень любил читать книжки.
181
То есть, выпускник факультета философии.
— Его истории мудрёные. Рассказывает мне о каких-то языческих народах, что жили Бог знает в какие стародавние времена; имена у них такие трудные, что уже на другой день забываю.
— Я тоже ходил в школу к иезуитам, Альвар [182] до сих пор знаю наизусть. Переводил речи Цицерона, и ещё помню стих из «de arte poetica» [183] Горация: «omne tulit punctum qui miscuit utile dulci». [184] Но когда я увидел, что всё это vanitas vanitatis, [185] не захотел углубляться в дальнейшие премудрости; к чему философствовать, лучше верить в простоте сердца. Так начал я учиться музыке, и теперь, слава Богу, имею место при костёле и всем доволен.
182
Альвар — учебник грамматики латинского языка («De institutione grammatica libri tres», впервые опубликован в 1572 г.), написан португальским иезуитом Мануэлем Альваресом (1526–1582). Переведён на польский язык в 1705 г. («Grammatica Alvari Latino-Polonica»), неоднократно переиздавался, в том числе, в Вильне и в Полоцке.
183
De arte poetica (лат.) — буквально — «О науке поэзии». Правильно это сочинение Горация называется «Ars poetica» — «Наука поэзии».
184
Omne tulit punctum qui miscuit utile dulci (лат.) — Общего одобрения достигнет тот, кто соединил приятное с полезным (Гораций. Наука поэзии. 343–344).
185
Vanitas vanitatis (искаж. лат.) — суета сует. Правильно — Vanitas vanitatum (Еккл. 12. 8). По-видимому, Барщевский, превосходно знавший латынь, намеренно вкладывает искажённые латинские фразы в уста персонажа, желающего показать свою учёность.
— Однако ж теперь очередь пана Анджея рассказать нам что-нибудь.
— А не поздно ли? Который сейчас час?
— У меня нет часов, — сказал дядя, — но знаю, что до полуночи ещё далеко.
— У меня дома есть часы, подарок отца-прокуратора; когда они бьют, появляется кукушка и кукует столько раз, сколько часов пробило. Один проезжий ночевал у меня и, услышав бой часов и голос кукушки, рассказал мне повесть про несчастного молодого человека и огненных духов.
Повесть седьмая. Огненные духи
Все сели рядом с органистом, в комнате установилось молчание, только за стеной шумела буря. Рассказ свой он начал так:
— Один молодой человек по имени Альберт, хорошо воспитанный и одарённый от природы приятной внешностью, получил в наследство от родителей несколько тысяч талеров. Не знал он ещё, что потратить деньги легко, а добыть трудно; не берёг того, что имел, любил игры да забавы и вдруг неожиданно для себя увидал, что шкатулка его стала, как тело без души, а приятели, которых раньше было много, исчезли.
Мальвина, его возлюбленная, родилась и выросла в городе, знала свет и была согласна с общим мнением женщин, что сердце можно отдать тому, к кому помимо воли растёт любовь, но руку — лишь такому, у кого золото и почёт обеспечат благополучную жизнь.
Мальвина любила Альберта, любила беседовать с ним допоздна. Во время приятных разговоров быстро пролетал вечер, и часы часто били на стене, отсчитывая время, а серая кукушка печально куковала из открывающейся дверцы.
— Печальный голос кукушки наводит на меня невесёлые мысли, — сказал однажды Альберт. — Кажется, он говорит моему сердцу, что и весна имеет свои горечи, что время летит быстро, незаметно проходит молодость, а в осеннюю пору своей жизни человек на всё смотрит холодно. Мальвина! Давай пользоваться временем, покуда чувства наши ещё молоды, а веселье приятно.
— Весна, лето и осень человеческой жизни приносят свои радости тогда, — ответила Мальвина, — когда человек не знает бедности и имеет всё, что пожелает.
— Неужто счастье в богатстве?
— Без него и любовь стынет.
— Ты, как я погляжу, любишь деньги? — сказал Альберт.
— Кто ж не любит то, без чего не прожить?
Услыхав эти слова, Альберт долго сидел, задумавшись. Наконец, взял шапку и собрался уходить.
— Что ж ты сегодня так спешишь домой? — спросила Мальвина.
— Я человек небогатый, надо думать, как жить на свете.
— Раньше надо было начинать.
— Недаром голос кукушки наводил на меня тоску, это было предзнаменование.
И сказав это, он сразу вышел.
Вернувшись домой, Альберт бросился на постель, но не мог заснуть. Мир предстал в его мыслях совсем иначе, чем прежде. Понял он, наконец, что подлинная дружба и истинная любовь редко встречаются на свете. Где же у людей сердце? Все живут рассудком, только и заботятся, чтоб опередить друг друга в погоне за пустой славой и роскошной жизнью, а сами рассуждают о вере и любви к ближнему, обманывая всех вокруг и самих себя.
Эти мысли страшно разъярили Альберта; возненавидел он всех прежних знакомых и приятелей, стал презирать любовь, и душу его наполнили зависть и злоба.
На другой день, охваченный страшными мыслями, бродил он в одиночестве по полю. Наконец зашёл в густой лес; блуждая в тени высоких елей, пришёл в отчаянье от тяжкой печали.
— О! Если б появился сейчас злой дух, — сказал он сам себе, — дающий людям богатство, который помог бы мне, хоть ненадолго, я бы ему поклонился.
Едва он это произнёс, видит, сидит перед ним кто-то на гнилой колоде под деревом — огромного роста, нос длинный, острый, лицо худое, румяное, борода и волосы на голове рыжего цвета, одежда хоть и выцветшая, однако ещё отсвечивала красною краской. С тревогой глядя на него, Альберт застыл в молчании.