Не знаю, почему они сразу подставили мне Ланковича. Это все же было опасно, я — товарищ довольно-таки непредсказуемый, еще изувечила бы мальчика. Но догадываюсь: парень все еще не был уверен в выбранном им пути, вел полулегальный образ жизни. А так они одним махом перевели его в нелегальное положение и познакомили с будущим учителем. Охраннику, которого убили в камере, заранее сделали пластическую операцию.

Еще кое-что нуждается в объяснении. Тот факт, почему Татьяна практически без колебаний бросила ПОПЧ, в которой она провела около трех лет. Андрей догадывался, что ему не доверяют, он, буквально со дня на день ждал своей ликвидации. Сбежать он не пытался — прикрывал меня. Он быстро просчитал Татьяну: никому не нужная, она страдала в одиночестве. Пользу ПОПЧ она принести уже не могла, избавляться от нее им не было надобности, но вернуться в нормальное общество она боялась. Спокойный, надежный, проявляющий к ней нежное внимание Андрей стал для нее лучом в окружающем ее темном царстве, звездой, показывающей путь на волю. Когда эту звезду жестоко загасили, Татьяна вновь осталась в темноте, но она уже твердо знала, кто повинен во всех ее несчастьях, и кого следует наказать за это. Поэтому она почти без сомнений пошла на контакт со мной.

Ну, а остальное уже известно.

База ПОПЧ в нашем округе была захвачена, взято много людей, но Босс ускользнул. Татьяна выздоровела, хотя Мастером ей все же не быть. После проведенного мною экстренного завершения и последующего резонанса способности ее, а также часть памяти, оказались окончательно утрачены. Но она не горюет — вышла замуж, ждет сейчас ребенка.

Я получила повышение и живу в другом округе. А Ланкович остался там же. Он, как я слышала, проходит сейчас обучение в Школе СИ, хочет стать инквизитором, как и его Учитель. Я вряд ли когда его не увижу, но все же приятно знать, что кто-то где-то тебя любит. И этот кто-то непременно далеко пойдет. Ведь он мой ученик.

Весь день брожу по мощеным плиткой улицам города. Смотрю на старинные храмы — темные и светлые, но непременно глядящие в небо стрелами крыш, любуюсь с моста на спокойную серую реку. Полный седой мужчина приглашает выпить кружечку пива. С удовольствием соглашаюсь. Пиво чудесное — темное, плотное, пена стоит над кружкой, как церковный шпиль. Благодарно улыбаюсь:

— Спасибо Вам, да славится Империя.

— Славься, — отвечает он тихо, и я улавливаю акцент в его голосе. Не все еще в совершенстве владеют росимперским. Впрочем, это всего лишь дело времени.

Уже подходя к двери своего номера, слышу, как разрывается телефон. Зная свою любимую службу, никаких средств связи я с собой не брала, так они в номере меня решили достать.

— Майя Дровник у телефона, — сухо произношу в трубку. Душа моя предвидит грядущие неприятности. А в отношении гадостей она редко ошибается, душа-то.

— К сожалению, Майя, — слышу я холодный голос моего шефа, — я вынужден отозвать вас из отпуска.

— Но какого черта! — не сдержавшись, ору я, — выбралась в кои-то веки!

— Советник 1 ранга Дровник, — рычит шеф, — этот вопрос не обсуждается. Самолет, бортовой номер Н-949, ждет Вас в аэропорту. Через четыре часа Вы должны быть на рабочем месте.

— Слушаюсь, — отвечаю я, чуть не плача.

Срывается такой отпуск! Два года я мечтала посетить Богемский протекторат. Приехала. И вот, на третий день пребывания! Уйду, брошу службу, пошлю Инквизицию, придушу шефа и… Ух, какая я злая!

Несусь в аэропорт. Если так вызывают, значит что-то из ряда вон выходящее. Я вообще-то не отношусь к незаменимым работникам.

Шеф сидит в моем кабинете, водрузив свою обширную нижнюю часть на мое кресло, к которому я искренне привязана, и которое при каждом движении шефа протестующе скрипит. Курит. Злой, бледный, руки дрожат.

— Сядь, Майя, — говорит он, заметив мое появление в дверях.

Я сама готова позеленеть, еще ни разу за время моей работы здесь шеф не обращался ко мне на «ты».

— Историю двухгодичной давности с базой ПОПЧ помнишь?

Дурацкий вопрос! А как, по его разумению, я могла забыть историю, благодаря которой попала в его управление? И не два года назад это было, а немного больше.

— Да, конечно, — говорю осторожно.

— Ланкович исчез.

Ланкович исчез… Когда я последний раз получала о нем информацию, он, после окончания Школы СИ, готовился к вступлению в должность помощника следователя по идеологии. Я была горда им, конечно, как никак, мой ученик, способный мальчик. Ну, погордилась и успокоилась. И вот на тебе, получи, фашист, гранату. Впрочем…

— А я здесь причем? — интересуюсь, как бы между делом.

— А кто знает его лучше тебя?

— А его родители? — отвечаю вопросом на вопрос. Это невежливо, но что-то гнетет меня нехорошее предчувствие. А предчувствие Мастера — это почти свершившийся факт. Шеф морщится.

— Не дури. Совет по Идее выдвинул твою кандидатуру.

— Я не опер! — напоминаю я начальнику, а то вдруг он запамятовал.

— Я это знаю, — ехидно отвечает он.

Юморист он у меня.

— Не хочу! — делаю последнюю попытку.