Гриша смотрит на меня с ухмылкой, несколько уже размазанной от поглощенных натощак алкогольных напитков.

— Твой ученик?

— Ну да. Это, вроде как, не секрет. Есть, что о нем сообщить?

— Да он выскочка, этот твой Ланкович.

Удивленно поднимаю брови.

— Выскочка? Почему ты так считаешь?

— Ну, сама посуди, — фыркает Гриня, — ни толкового юридического образования, ни Академии. Сплошной экстерн. Знаний — ноль, а пальцы гнет, как будто что-то умеет.

Гриша подливает мне водки в стакан, а я гляжу на него и понимаю, что кое-что он мне не досказал: завидовал ведь он Ланковичу, вернее, показателям его. Сам-то Гриня — Мастер средненький, и должность эта для него — предел. Саидов тот вообще… Но не буду Гришу обижать. Кое-чем он мне все-таки помог.

Оставляю Гриню в подвальчике. Он сидит, грустный, пьет.

Идя по аллее и растирая постоянно мерзнущие пальцы, думаю о Ланковиче. Парень жил практически в изоляции. Коллеги иметь с ним какие-либо отношения не желали, других знакомых у него не было, с женой и дочерью дозволялось видеться лишь дважды в неделю. На работе Ланкович занимался всякой чепухой, при его-то потенциале. Мог ли он в такой ситуации решиться на что-то из ряда вон выходящее? Зная Димку, говорю твердо: мог.

Что-то еще тревожит меня. Не пойму, что. Возвращаюсь к Коровину и наблюдаю богатейшую гамму чувств на его лице. Не хочу даже притворяться, что я их не заметила.

— Простите меня, — говорю, — Александр Юрьевич, последний вопрос, а почему Вы сами не начали проводить расследование по поводу исчезновения Ланковича?

Он смотрит на меня, весь его организм излучает мощные волны удивления и недоверия.

— Я сам узнал о том, что Ланкович исчез, от Вас.

Теперь уже я в состоянии легкого шока.

— Как от меня? А кто же доложил в управление?

— Я точно не докладывал. У нас не та работа, чтобы инквизитор целыми днями сидел на заднице на своем рабочем месте. Мало ли куда мог направиться Ланкович, чего ради я буду об этом в Управление докладывать? Может, жена его сообщила?

— Нет, — озадаченно произношу я, — Софья точно этого не делала. Она боится Инквизицию.

— А Вам кто сказал? — интересуется Коровин. На лице его читается удовольствие от сознания того, что и Управление может сесть в лужу.

— Шеф, — растерянно говорю я и задумываюсь.

— А можно позвонить? — прошу у Коровина и жестом намекаю ему покинуть помещение.

Трубку берет секретарь управления.

— Антонина Григорьевна, здравствуйте, это Майя Дровник.

— Ой, Майя! — радуется она, — Вы нам из Богемии звоните? Как город, как погода?

Выдерживаю паузу. Неужели она не знает о том, что я уже не в отпуске? Спрошу у шефа.

— Да, — отвечаю, — нормально, с начальником я могу поговорить?

— Ой, Майя, он сейчас в машине. Соединить?

— Да, пожалуйста.

Терпеливо выслушиваю первые аккорды увертюры «Сильвы», а потом среди помех и шуршания прорезывается голос шефа:

— Слушаю.

— Здравствуйте, — говорю, умильно улыбаясь, чтобы он чувствовал мою радость от общения с его персоной, — Виктор Анатольевич. Это Майя. У меня тут вопрос один возник…

— А! Майя! Как отдыхается?

— Ну, если учесть, что я по всему округу гоняюсь за Ланковичем, то нормально.

— За каким Ланковичем? Ты что, не в Богемии?

Вот те на. Приехали. У начальника крыша того, покинула хозяина.

— Виктор Анатольевич, Вы же сами меня отправили Ланковича искать.

Напоминаю ему на всякий случай, а то вдруг товарищ заработался, всякое бывает.

— Ты что, Майя, пива опилась, никуда я тебя не посылал. Кто такой Ланкович?

— Дмитрий Ланкович! — кричу, чуть не плача, — мой ученик!

— Да, и что с ним?

— Он пропал.

— А ты здесь причем?

— Так Вы же сами меня его искать отправили!!!

— Вот что, Майя, — строго говорит мне шеф, — ты иди проспись. И не звони мне больше. Вернешься из отпуска, потом поговорим.

Кладет трубку. Слышу короткие «пи-пи-пи». Я не то, что в ужасе, я в трансе. Если я в отпуске, то что же я делаю здесь? А если я здесь, то кто меня сюда отправил? Может, стоит все бросить и уехать обратно? Но тогда столько интересных вещей останется невыясненным! Не хочу. Решено. Остаюсь. Потом разберемся.

Гордой, но несколько неуверенной походкой покидаю кабинет Коровина. Спотыкаюсь о неровно положенный линолеум и матерюсь себе под нос. Я им еще покажу, на что способна Дровник, если ее как следует разозлить!