Он засмеялся, но не стал больше расспрашивать.

– Понимаю. Это опасно и приведет не туда, куда следует.

– Да. – Роб отпустил ее руку и, немного отодвинувшись, откинулся на спинку деревянной скамьи. Джемайма вздохнула свободнее.

– Тогда просто поговорите со мной.

– О чем? – холодно спросила Джемайма.

– Ну, например, где вы научились цитировать Джонсона. И говорить, как… – он замолк.

– Вы хотели сказать «как леди», да, милорд?

– Прошу меня простить. – В голосе Роба послышалось смущение, и Джемайме это понравилось. – Я не хотел показаться грубым. Несомненно, что манеры леди не передаются по наследству при рождении в отличие от благородного происхождения.

Джемайма улыбнулась.

– При моем рождении, я этого точно не получила. Я – дочь трубочиста и внучка крысолова. Но я получила образование у такой строгой наставницы, как миссис Элизабет Монтагью, и поэтому смогу изобразить герцогиню, если захочу.

Роб присвистнул.

– Вы – ученица миссис Монтагью! Это кое-что значит.

– Спасибо. Я очень благодарна за ее отношение ко мне.

– Но, несмотря на ваше образование, вы считаете себя ненастоящей леди?

Над их головами между ветвями дерева появился серп луны, и в ее свете Джемайма увидела пристальный взгляд Роба.

– Можно дать образование дочке трубочиста, – с улыбкой сказала она, – но все равно я здесь для того, чтобы танцевать на свадьбе. Вы говорили, милорд, что долго отсутствовали. Наверное, вам известно, как трудно уехать, а затем снова вернуться.

Роб криво улыбнулся.

– Тонко подмечено, мисс Джуэлл. Я уехал на Пиренеи, а когда вернулся, то обнаружил, что все изменилось. – Он сказал это с таким жаром, что Джемайма удивилась. – Моя семья умерла от эпидемии. Я и помыслить не мог, что никогда их больше не увижу.

Джемайма протянула к нему руку.

– Простите. Как же вам было трудно. Я имею в виду, что вы не смогли сказать им всего того, что, возможно, хотели сказать.

Роб молча заключил ее протянутую ладонь в свою, показав ей этим прикосновением, как он благодарен. Но это был не только знак благодарности. Он ласково поглаживал ей пальцы, и у Джемаймы забилась жилка на запястье. Да это какое-то наваждение! Ведь он ей совершенно незнаком. Но ночь так тепла и наполнена сладкими запахами уходящего лета, над головой – романтический полумесяц…

Он подался вперед, и она не отодвинулась. В его глазах промелькнуло что-то такое, от чего Джемайма насторожилась.

– Если я снова захочу поцеловать вас… сейчас… вы мне откажете? – тихо спросил Роб.

Он был так близко, что Джемайма почувствовала терпкий запах его одеколона, смешанный с запахом кожи. У нее закружилась голова, она хотела что-то сказать, но в горле пересохло, и она кашлянула.

– Возможно… не откажу. Вам необходима еще удача?

– И много удачи. Но я хочу поцеловать вас не поэтому.

Опасность и искушение! Джемайма на мгновение закрыла глаза. Один поцелуй… Ну, разумеется, в этом нет ничего страшного, а сколько удовольствия! Но он ищет жену, а ее в этой роли, конечно, не представляет…

Джемайма внезапно встала.

– Отец забеспокоится, где я, – сказала она. – Я должна идти.

Роб тоже встал.

– В таком случае до свидания, мисс Джуэлл. И желаю удачи.

Джемайма напряглась. Она не знала, отчего так взволнована. Боится, что он ее поцелует или… что не поцелует?

– Я также желаю вам удачи, милорд, – как ни в чем не бывало произнесла она. – И в восстановлении дома… и в женитьбе на вашей кузине.

Роб слегка кивнул. Она заметила, что он улыбается.

– Вы действительно желаете мне удачи в женитьбе?

– Не совсем так, – сказала Джемайма. – В восстановлении дома я, конечно же, желаю вам удачи, но не в браке с кузиной. Я считаю, что она, скорее всего, уже через год доведет вас до сумасшедшего дома.

И, боясь наговорить лишнего и тем самым выдать себя, она отвернулась, поспешно пошла по дорожке и скрылась в темноте.

Роб спал беспокойно. Его мучили ужасные воспоминания: кругом резня, на улицах валяются тела, женщины и дети бегут, спасая свои жизни. Ему слышались крики, он чувствовал запах пота и крови, мучила жажда, словно он снова был на Пиренеях. И что хуже всего, его охватили отчаяние и безнадежность: как бы он ни старался, помочь всем было выше его сил.

Кругом – искалеченные мужчины, изнасилованные женщины, заколотые, словно поросята, дети. Мысль о собственном бессилии жгла мозг, и ему снился все тот же кошмарный сон. Он едет верхом по городу, а из сточной канавы к нему тянет ручки маленькая девочка, темноволосая и темноглазая. Он наклоняется и вот-вот дотронется до кончиков ее пальцев. И тут ее разрубают на части прямо у него на глазах. Дальше – шум и запах крови. Он просыпается с ощущением невыносимого страдания, весь мокрый от пота и запутавшись в простынях. Несколько минут он лежит неподвижно, пытаясь отдышаться.