— Не дают земли, так не надо. И без товарищества проживем...

Куроптев пожимал плечами, сожалея, что вышла такая незадача.

Нюдя крайне настороженно встретила приезд Галины Васильевны. Она издали наблюдала, как та выслушивала больных, морщила брови, что-то писала на маленьких листочках с желтыми хвостиками. Ясовей стоял тут же около кроваток и старался быстро выполнять все просьбы светловолосой докторши — подавал инструменты, светил лампой, когда докторша осматривала рот мальчишки, помогал раздевать и одевать больных. Что-то неприятное шевелилось в Нюдином сердце при виде всего этого.

— Ничего, — сказала Галина Васильевна, — обыкновенный грипп. Надо, чтобы ребята были строго изолированы.

И это не понравилось Нюде. Ишь какая ученая! Изолированы... Слова-то какие мудреные. Ясовею нравится, он сам любит хитрые слова.

Нюдя вскипятила самовар. Накрыла стол. Молчала. Докторша говорила всё с Ясовеем. Выспрашивала про тундру, про школу. Вела себя просто, непринужденно, как дома. Даже за стол села без приглашения. Нюдя налила ей чашку, молча придвинула. Докторша поблагодарила, взглянула на Нюдю, улыбнулась ей.

— Какая милая у вас жена, Ясовей, — сказала Галина Васильевна. — Прямо красавица. Вы по-русски говорите? — обратилась она к Нюде. Та покраснела, хотела сказать: «Нет», но сказала чуть слышно: «Говорю немножко». Мысленно выбранила себя: «Зачем так глупо сказала: „немножко“».

— Ну вот, очень хорошо, а то я боялась, что ни с кем здесь не смогу разговаривать, пока не научусь по-ненецки. Вы не возражаете, если буду заходить к вам поболтать? Мне хочется подружиться с вами. Я уверена, что вы хорошая, раз вы жена Ясовея.

— Спросите его, — потупилась Нюдя, — он скажет. Наверно, не шибко хорошая...

— Это неправда. Так, Ясовей?

Смущенный Ясовей усердно мешал ложкой в пустом стакане. Галина Васильевна заметила это. Поняла, что такой разговор некстати.

Докторша поселилась в маленьком домике медпункта недалеко от школы. Из окна её комнатки открывался вид на тундру. Это был совершенно необычный вид, вызывавший в душе Галины Васильевны удивительные чувства. Когда она смотрела вдаль, её охватывало ощущение одиночества, полной отрешенности от мира. Снег, снег, снег, мечущиеся голубые тени, пространство без конца и края, от которого начинают болеть глаза и даже кружится голова. И не на чем остановиться взгляду. Ни деревца, ни кустика, ни человеческого жилья. Где-то там, за тысячами километров этой безжизненной пустыни, — шумные города, цветущие сады... Да есть ли всё это? Не сказка ли? Или, пожалуй, скорее всего, сказка то, что она, Галина Васильевна Шурыгина, сидит вот в этой крохотной избушке, в самом центре белой бесконечности, под седыми космами полярного сияния. Что её занесло сюда, какая сила заставила преодолеть безмерные расстояния, чтобы оказаться у этого обледенелого оконца?

Галина Васильевна вслух рассмеялась.

— Какие глупости лезут в голову...

Первые шаги своей лечебной практики на новом месте Шурыгина начала с осмотра школьников. Они на неё произвели хорошее впечатление. Дети охотно делали всё, что требовала тетя доктор: поднимали и опускали руки, показывали язык, и видно было, что им при этом хочется смеяться, но они сдерживаются. Смышлеными глазенками детишки наблюдали, как Галина Васильевна выслушивала трубкой их товарищей. Самим бы приложиться ухом — что там слышно в груди. С большим увлечением они рассматривали через стеклышки буквы на большом картонном листе, стараясь увидеть самые маленькие. Даже возникло соперничество — кто сможет разглядеть самую маленькую буковку.

Простотой обращения и непосредственностью Галина Васильевна завоевала симпатии детишек. Вначале стеснявшиеся её белого халата, под конец они перестали дичиться. На тетю докторшу посыпалось столько вопросов, что даже пришлось затыкать уши.

— А где, в котором месте болезнь у Пясика и Теминдея?

— Нельзя ли послушать, как она там шевелится?

— Умеет ли тетя доктор рисовать?

— Есть ли в Архангельске олени?

Потом ребята повели Галину Васильевну в уголок, заставленный всякими пузырьками, пробирками, колбами и иными мудреными вещами. Торжественно сообщили, что это их физический кабинет. Трудные слова произносились с особым старанием. Галина Васильевна недоуменно посмотрела на Ясовея: в начальной школе физический кабинет? Он улыбнулся, развел руками. Она поняла: здесь все надо использовать, чтобы заинтересовать ребят, пусть и не по программе.

Черноглазый мальчуган с бритой головой показывал Галине Васильевне сообщающиеся сосуды и со всей серьезностью разъяснял, что вот, мол, как ни наклоняй, а вода всегда на одном уровне. Докторша ахала, изумлялась, делала вид, что не может понять, почему это так. И вконец завладела сердцами детей.

— Вот непонятная, — говорил шустроглазый Иленя, — смотрите: тут озеро. Так? Тут опять другое озеро. Так? Между ними виска. Понятно? В том озере и в этом озере вода одинаково стоит. Потому что виска обе воды соединяет. Нынче-то ясно?

— Ясно, ясно нынче-то, — в тон ответила докторша.

Ребята восторженно захлопали в ладоши.

Юрбей не мог успокоиться: как это так, колхоз собираю, по слову Совета делаю, а Совет дать землю, какую нужно, отказывается. Ну, пусть и не совсем отказывается, всё равно, кому охота получить землю худшую, когда есть лучше. У колхоза «Яля илебц» и так пастбищ достаточно. Да и какие там оленеводы, так, голытьба, по полсотни у каждого насчитывается ли. В Юрбеево товарищество всё-таки крепкие хозяева пошли. Один Хабевко привел тысячное Сядеево стадо. Нет, не может Юрбей так просто отступиться от начатого дела. Он не сам придумал, тот же Ясовей подговорил товарищество собрать. А когда до земли дошло, так он супротивничать стал...