А на другом краю карты рукою сына Макарова, Вадима, карандашом, чтобы легко можно было стереть, если отец не одобрит, была сделана надпись:

Надпись эту адмирал, однако, не стер.

Помолчав, Галевич сказал, что «сюрприз» очень хорош и что в него можно упрятать целую жизнь. Верещагин нашел, что это великолепный переплет для дневников Степана Осиповича.

— Прекрасно, что шкаф такой большой: примета, что дневников будет впереди видимо-невидимо и жить адмиралу еще долго-долго.

Довольная похвалами, Капитолина Николаевна все же для порядка побранила фабриканта за полное отсутствие художественной фантазии.

— Здесь, например, — показала она, — могли бы быть вырезаны гирлянды дубовых листьев, обвивающие выпуклые медальоны с разными морскими эмблемами и орденскими знаками.

— Пыль, думаю, забивалась бы в листья, — хозяйственно заметил Верещагин, проводя пальцем по нестертой еще со стенок пыли и рисуя на ней голову индуса в чалме.

— Ну и что с этого! — чуть-чуть запальчиво промолвила адмиральша. — В шкафу ведь будет находиться не текущая жизнь, а прошедшая — история. Историю же всегда покрывает пыль, оседая на хартиях веками. Еще Пушкин об этом писал… Летописи Степана Осиповича тоже должны подчиняться законам природы.

В кабинете стало вдруг шумно. В комнату вбежали с отрывистыми выкриками Вадим и несколько его приятелей по Морскому корпусу, гостивших у него на рождественских каникулах. У мальчиков горели щеки и искрились глаза.

— Вадим, — укоризненно покачала головой мать, — ну, где это видано, чтобы так кричать!

— Мы все с катка, — торжественно выпалил Вадим, наскоро расшаркиваясь перед гостями. — Обогнали на коньках папины сани. Он едет домой, и с ним Семенов. Сейчас мы их встретим. Ребята, аврал! — закричал он. — Свистать всех в прихожую адмирала встречать!

Вадим бросился из комнаты, чуть не сбив с ног боцмана, появившегося в дверях с огромным подносом, покрытым до отказа телеграммами.

— Их превосходительство идут, — громко провозгласил боцман, поправляя на подносе телеграммы, сбившиеся в сторону от толчка Вадима.

Степан Осипович вошел быстро. Его лицо сияло радостной и приветливой улыбкой.

— Слышал, слышал о вашем прибытии и сам поспешил посмотреть дорогих гостей, — дружески пожимал он руки Верещагину и Галевичу. — Лучшего подарка в этот день, чем ваш приезд, вы и придумать не могли.

— Этот день? Подарок? — переспросил Верещагин. — Да вовремя ли мы попали? Какой день вы отмечаете сегодня?

— День своего рождения, милые мои друзья!

Во время поздравлений в кабинет вошла Аля, старшая дочь Макарова, хорошенькая шестнадцатилетняя девушка. Она еще не виделась с отцом и подставила ему для поцелуя щеку.

— Поздравляю, папа, — сказала она довольно равнодушно.

Адмирал нежно поцеловал ее в лоб.

Вслед за Алей появились морские кадеты. Они влюбленными глазами смотрели на адмирала, ловя каждое его движение. Пошептавшись с товарищами, один из них подошел к Степану Осиповичу и от имени всех поздравил с днем ангела.

Адмирал поблагодарил и, засмеявшись, сказал, что поздравление принимает, но по другому поводу: сегодня у него не именины, а день рождения.

Мальчик сконфузился, покраснел, в замешательстве пробормотал:

— Тогда позвольте поздравить, ваше превосходительство, с пятидесятилетним юбилеем…

— Опять промашка вышла, ваше будущее превосходительство, — покачал головой Макаров. — День рождения, как правило, не юбилей. Но если допустить здесь натяжку и считать его юбилеем, то сегодня, в какую сторону ни поверни, у меня пятидесятипятилетний юбилей. На свете я живу уже с тысяча восемьсот сорок восьмого года. А насчет того, что ты спутал именины с рождением, не беспокойся, — ободрил он совсем растерявшегося мальчугана. — Я сам доволен, что мои именины были вчера. Если бы сегодня, нарекли бы меня во святом крещении в честь сегодняшних святых или Мигдоний, или Горгонт, или Индис. И могло бы случиться, что ты, — юмористически мигнул он сыну, — именовался бы Вадим Мигдоньевич, а эта вертушка, — повернулся он к дочери, — Александра Индисовна или Горгонтовна.

Адмирал дружески потрепал по плечу кадета.

— Ну как, Василий Васильевич, — обратился он к Верещагину, — нравятся вам эти новые побеги морские? На вид, по-моему, ничего. Что-то из них вырастет, какими станут?

Макаров вдруг круто повернулся к боцману.

— Бондаренко! А ты что стоишь здесь?

— Телеграммы держу вашему превосходительству.

— Ну давай их сюда… Поздравительные все, — говорил адмирал бегло просматривая телеграфные бланки. — И охота людям утруждать телеграф разными глупостями! Проволока и без них перегружена… Постойте, постойте, вот штемпель «по беспроволочному». Батюшки! Да ведь это от Александра Степановича. Ишь, как заковыривает: «Поздравляю. Надеюсь будущем году мое поздравление примете Северном полюсе. Александр Попов». Ну, спасибо на добром слове. Вот гениальнейший человечище! Подумайте, что изобрел — связь со всем миром! И просто это, как колумбово яйцо. Взял, да и сотворил чудо.