Шрифт:
Меньше всего думалось об удовлетворении самолюбия. Никитин не ждал, похвалят ли его в Москве и в Харькове. Да, собственно .говоря, за что его хвалить? Чека для того и создана, чтобы бороться с врагами революции, и раскрыть заговор — не какая-то особая заслуга, а кровная обязанность чекиста.
Волновало другое: каждый лишний день затянувшейся борьбы мог нанести ущерб Советской республике, каждый час мог стоить новых тяжелых жертв трудовому народу... Какой замечательный у нас народ! Если бы десятки и сотни людей — рабочих, служащих, крестьян — не помогали Чека, то борьба была бы во сто крат труднее.
Эти люди не требовали в награду ни денег, ни хлеба, они не помышляли о славе, не подозревали, что их поступки подчас равносильны подвигу. Они видели в этом свой долг.
Никто не заставлял Катю Попову рисковать жизнью, никто не сулил Олесе Семенчук золота за спасение Ивакина. Боцман Ковальчук совершил тяжелый проступок, но переборол страх и отдал себя на суд Чека.
Разве найти нашим врагам таких помощников? Никогда! Только корысть, классовая ненависть или трусость, могут дать им подручных.
Думая так, Никитин не обольщал себя и не надеялся на легкий успех. Он отлично понимал, что много, еще впереди трудностей, и, сопоставляя все данные и факты, представлял, что наверняка сейчас сопоставляют факты и собирают свои силы Рейли и его агент — часовщик Борисов и другие, не известные еще враги. Врагов этих много, против них не на жизнь, а на смерть воюют и Лунин в Киевской губчека, и Андреев в Ярославле, и Гвоздев в Нижнем Новгороде, и сам Дзержинский в Москве...
Никитин любил писать сводки. Обобщая сделанное, он еще раз все продумывал и частенько, отодвинув бумагу в сторону, заносил в блокнот новое задание самому себе, новые, только что пришедшие в голову мысли.
Во время последнего допроса Орехов-Петрюк обмолвился, что в Одессу недавно приезжал белогвардейский полковник, некий Коновалец. От имени удравшего с немцами гетмана Скоропадского он советовал эсерам установить более тесные связи с националистами. Эсеры якобы отказались от предложения Коновальца. И вдруг именно сейчас Никитин подумал: Коновалец действует по наущению немецкой разведки; немцы, как и англичане, тоже делают ставку на буржуазных националистов, ставку с дальним прицелом... Они явно объединяют свои усилия... Поставив точку, Никитин передал сводку секретарю. Теперь бы на боковую и минут двести поспать. Но дневной план еще не выполнен — следует часик позаниматься английским языком, а утром навестить Николая Ивакина. Ивакин находился в десяти верстах от Одессы, на тайной квартире. Не дай бог, если Тургаенко узнает о том, что расстрелянный Семен Остапчук жив. Даже в Губчека никто, кроме председателя, не знал, где находится Николай.
Взявшись за толстый словарь, Никитин пробормотал про себя: «Да, кстати!» Придвинул блокнот и записал: «Выяснить у Ермакова, как у него идут занятия по немецкому...»
Рано утром Никитин позвонил по телефону в Люстдорф:
— Кудряшев? Здравствуй! Приехали отпускники?.. Отлично! Собираетесь гулять?.. Правильно! Телефонистка, почему вы перебиваете?.. Голубиная станция? Соединяйте... Никитин слушает... Откуда прилетел?..
Спустя несколько минут, рассматривая принесенный Чумаком листок бумаги, мелко испещренный неразборчивым почерком, Никитин пробормотал:
— Ничего не разберу... Ты, Чумак, знаешь почерк начальника поста острова Тендра?
— Товарища Горбаня? — переспросил Чумак, склоняясь рядом. — Это не он, не его почерк. Это кто-то другой писал.
— И, очевидно, левой рукой! — Никитин поднес записку к настольной лампе. — Ого! Плохо дело...
— Подписал Вавилов, — глядя через плечо председателя, прочитал Чумак.
— Соедини-ка меня с Ермаковым. Чумак повернул ручку полевого телефона:
— Стоянку «Валюты»... Ермаков у аппарата, товарищ председатель!
Никитин взял трубку:
— Ермаков?.. Никитин говорит. Прикажи боцману приготовиться к срочному выходу в море и к приемке груза... Продукты, обмундирование... Через полчаса привезут. И прикажи запасти пресной воды... Бочек семь... Сам немедля ко мне. Я посылаю за тобой машину... Быстренько!..
Никитин положил трубку телефона, снова взял и перечел записку. «Оправдал себя Вавилов!..»
«Зачем сейчас на Тендру? — недоумевал Ермаков, поднимаясь по лестнице Губчека. — Неудачное время для рейса. Очень неудачное!..»
— Вот что, Андрей Романович, — встретил его Никитин, — как погрузитесь, немедля снимайтесь с якоря. Надо забросить все на Тендру. На вот, прочитай. — Он передал Ермакову письмо Вавилова.
— Серьезная история!.. Это что же, тот самый Вавилов, что сбежал у Кудряшева? — с трудом разобрав записку, поинтересовался Ермаков.
— Тот самый. А чему ты удивляешься? Это мы его в секретную командировку послали... Действуй! К ночи «Валюта» должна вернуться на стоянку...
Ермаков глянул на барометр. Никогда еще за все четыре месяца барометр не падал так низко.