Шрифт:
— Кстати, Андрей Романович, — сказал Никитин уже другим тоном. — Я приказал перевезти Катю Попову из больницы к вам домой. Ты не возражаешь? В больнице она скучала, а дело идет на поправку...
У подъезда Губчека Ермакова остановила незнакомая старушка:
— Скажите, пожалуйста, не вы командир моего Макара? Мой сын — Макар Репьев.
Андрея поразили ее добрые карие глаза. До чего Макар Фаддеевич похож на нее!
— Вы могли бы мне рассказать, как он там, в вашем море?.. А ему передайте, что мы все здоровы и Леночка со Светиком выдержали экзамены.
Лрмаков торопился, ему некогда было слушать разговорившуюся старушку. Оказывается, у Репьева есть дети! Макар ни разу не говорил об этом.
— И передайте ему, пожалуйста, вот эти пирожки, его любимые, из картофеля. Вас это не затруднит?
— С удовольствием, обязательно передам. А вы скажите супруге товарища Репьева, что он скоро придет домой.
Старушка пристально посмотрела на Ермакова:
— Вы не знаете? Ее ведь нет, нашей Сонечки, ее англичане расстреляли...
Услыхав о предстоящем рейсе на Тендру, Ковальчук проверил крепость парусов и снастей. Не любил он ходить в штормовую погоду к острову, завоевавшему среди моряков Черноморья мрачную славу «могилы кораблей».
Тендрой называлась узкая песчаная коса, усыпанная ракушками и вытянувшаяся в море с запада на восток на целых тридцать миль. В самом широком месте она не превышала двух верст, а в некоторых участках во время хорошего наката волны перехлестывались с одной стороны острова на другую.
Летом к Тендре приходили рыбаки на лов кефали и скумбрии. А зимой, кроме трех смотрителей маяка и десяти пограничников, на острове обитали только зайцы да лисицы.
Лет двенадцать назад кто-то посадил на западной стрелке Тендры три серебристых тополя. Они разрослись и являлись единственным украшением кусочка пустыни, заброшенного в открытое море.
С декабря, а то и с ноября — смотря по погоде — до конца зимы Тендра была фактически отрезана от материка. Свирепые восьми- и десятибалльные штормы, быстрые изменчивые течения, предательские отмели не давали возможности подойти к острову ни одному судну, поэтому продовольствие, пресная вода и топливо заготовлялись на полгода. «Валюта» только месяц назад доставила на Тендру зимнюю одежду, продовольствие, уголь и воду, и Ковальчук не мог понять: куда же все это подевалось?
Метеорологическая станция предсказывала, что к ночи шторм достигнет семи-восьми баллов. Начиналась полоса зимних бурь, бушующих по двадцать суток кряду. Недаром со вчерашней ночи шел снег. Того гляди, ударят морозы.
Лишь после выхода в море Ермаков рассказал команде, что произошло на Тендре. Сутки назад, ночью, к острову подошла фелюга Антоса Одноглазого. Контрабандисты напали на пост, обстреляв пограничников из пулемета.
Начальник поста Горбань и трое бойцов убиты. Склад с продовольствием и обмундированием и самый пост сожжены. Пограничники отступили на маяк. Если «Валюта» не доставит свой груз, то на острове все погибнут от голода.
— Голубь с Тендры прилетел, комиссару записку доставил, —объяснил Ермаков боцману.
Командир не имел права сообщать, что еще писал Вавилов, а в конце записки говорилось:
«Сегодня ночью Антос идет к Тургаенко за каким-то пассажиром».
Как это узнал Вавилов, оставалось неизвестным…
Вместо обычных при попутном -ветре трех часов «Валюта» добиралась до Тендры все четыре.
Вполне понятно, что Антоса у острова давно уже не было. Старшина поста сообщил, что Одноглазый пытался атаковать маяк, но не смог ничего поделать и удрал с наступлением шторма.
— Приказано взять на шхуну красноармейца Вавилова,— сказал старшине Ковальчук.
— Убили они его. Он от них убежал, ему вдогонку три пули послали. Написал записку и скончался, бедняга.
За пять рейсов шлюпка благополучно выгрузила на берег ящики и мешки с продовольствием и одеждой и бочонки с пресной водой.
Ковальчук сидел на румпеле, четверо краснофлотцев лихо загребали. Когда шлюпку несло крутым гребнем на отмель, боцман командовал:
— Весла береги!
Пограничники подхватывали шлюпку за борт и вырывали ее из густой холодной воды.
— Принимай рафинад! — кричал им Ковальчук. — Море не подсласти! ,
Мокрые, закоченевшие люди бегом оттаскивали драгоценный груз подальше от воды.
— Утром было минус восемь, — крикнул старшина поста, — к ночи ждем десять!
— Поспешай!— торопил Ковальчук, тревожно поглядывая на темнеющий горизонт.
За время выгрузки шторм достиг шести баллов. Ветер крепчал с каждой минутой. Волны и тучи брызг то и дело заслоняли низкий остров.
Когда шлюпка вернулась, «Валюта» снялась с якоря и ушла от Тендры под зарифленными парусами. Ермаков спешил добраться к вечеру обратно в Одессу.