Семёнова Мария
Шрифт:
— А знаете, с чего началась история рода Гримальди? — спросил он. — Наш клан зародился аж в тринадцатом веке, когда мой предок Франсуа воевал с генуэзцами и всё пытался взять крепость Монако, но ратное счастье было не на его стороне. И тогда Франсуа помолился Богу, переоделся смиренным францисканцем и направил свои стопы в мятежную твердыню. Подошёл к воротам, именем Господа постучал... И когда ротозеи-стражники открыли, «святой отец> перерезал им глотки. А тут и егох войска подоспели... С тех пор на гербе Монако изображаются братья-франщкжанцы в сандалиях, в скромных рясах – и с мечами в руках. Кроткие аки агнцы, но, когда требуется, — свирепые аки скимены!
— Поучительная история, — задумчиво кивнула Кейс. — А почему славный Франсуа Гримальди так стремился овладеть твердыней Монако? И что ему в ней? Других фортеций было мало? Где и стены пониже, и рвы поуже, и ворота послабее...
Слушая князя, она с аппетитом отдавала должное буйабесу. Правитель Монако с умилением наблюдал за тем, как она ела. Ничто человеческое ей не было чуждо, и она абсолютно этого не стеснялась. «Вот оно, совершенство. Ей просто нет нужды манерничать и жеманиться. Она естественна во всех своих проявлениях и оттого так прекрасна...»
— Вы зрите в корень, — улыбнулся князь и таинственно понизил голос. — Мой славный предок стремился завоевать именно эту крепость, не&шрая ни
на какие препоны. Видите ли, существует древнее пророчество, согласно которому именно здесь, на горе Монако, династия Гримальди обретёт некое сокровище... — «И, кажется, уже обрела>, — добавил он про себя, но тут ему померещилась на лице внимательной слушательницы скептическая улыбка, и князь напустил на себя строгость. — Э-э, милая Кейс, да вы, похоже, не верите? А зря, эта земля дышит незапамятной древностью. Кто здесь только не жил! И лигуры\ и финикийцы, и греки, и карфагеняне, и римляне, и арабы... Легенды предписывают ocnoeatate Монако самому Гераклу, которого финикийцы называли Мелькартом. Здесь стояч гранди- озный храм, посвященный ему. Именно отсюда, от этих берегов, уходит корабли Юлия Цезаря, отправлявшегося на битву с коварным Помпеем. Именно здесь пролегала «Виа Юлия* — путь, который в течение пятисот лет был одной из главных дорог римской державы. Я уже не говорю про арабов, христиан и поздние времена... — Князь взял кусочек хлеба, обмакнул в соус. — Тайны здешней земли только ждут нашего деятельного любопытства... Эй, гарсон, ещё хлеба, сыра, лангустов и салат. И ещё бутылочку анжуйского.
В приятной кампании за лангустом и разговором время летело быстро. Они даже не заметили, как остались в зале одни. За окнами в щелях жалюзи уже царила ночь.
— Гарсон, счёт, — распорядился князь, дал на чай, но в меру, и посмотрел на спутницу, подкрашивавшую губы. – Как жаль, что всё хорошее заканчивается, — проговорил он. — И так быстро.
4А может, это ещё не конец? — внятно слышалось в его голосе. — Ночь-то ведь только начинается...»
— Благодарю вас, князь, всё было замечательно вкусно, — повременила с ответом Кейс. — Я впитала столько (poc<poj>a, что начну светиться! — Встала, улыбнулась, поправила свою танцевальную шляпку. — Давно мне, Ваше Высочество, не было так хорошо.
Что она имела в виду — кухню или приятное общение, — было пока не ясно.
На улице тоже было хорошо. Не жарко, не холодно, безветренно, безлюдно и совсем не темно. На небе висела полная лугиг, вокруг неё сверкали яркие звёзды, море было расцвечено сигналами судов, вдоль набережной горели фонари... Густо пахло морем, водорослями, солёной волной...
— Какая ночь... — Кейс улыбнулась и взяла князя под руку, тем самым вознеся его до небес. — Никого! Город словно вымер. Вероятно, не спят лишь разбойники... Но рядом с вами, Ваше Светлейшее Высочество, бояться мне поистине нечего!
При этом она вздохнула, замедлила шаг и на мгновение прижалась к спутнику плечом, дав почувствовать нежное тепло и пьянящий запах духов. Женщины, как известно, любят ушами, мужчины... нет, не глазами. Вот и у князя тотчас вздрогнули ноздри...
— Милая Кейс, у нас здесь нет разбойников, зато отличная полиция, — вступился он за репутацию своих владений. — Во всём же остальном вы не ошиблись. Ваш покорный слуга из рода Гримальди, а мы, монегаски, умеем за себя постоять/
С этими словами он отстранился и вытянул из трости клинок. Отсалютовал, выписал в воздухе восьмёрку, изобразил «парад», сделал длинный стремительный выпад... А дальше клинок запел невидимому противнику сушую песнь смерти: терции, кварты, сексты и квинты[23] всё стремительнее сменяли друг дружку...