Семёнова Мария
Шрифт:
— Ванька? — Даже при ублюдочной лампочке было заметно, как побледнел Наливайко. Вытащив из кармана портмоне, он достал маленький фотоснимок. — Вот... Мой единственный сын... Как он погиб?
Со снимка улыбался скуластый, наголо бритый парень, которому в самый раз пришлись бы шаровары, сабля и оселедец гоголевского Тараса.
— Как герой. И это не слова, — выговорил Песцов. — Мы попали в засаду, духи били в упор. Из всей группы выжили двое, я, — он снова дёрнул горлом,— и он, — он кивнул на Олега, — Такие вот дела.
— Эх, — глухо охнул Наливайко. — Без погребения... В чужой земле...
— Он, батя, сразу в рай ушёл, прямо на небо,— сказал Краев. — Машина с боеприпасом была. Трёхтонка. Да что мы тут-то стоим, как сироты какие! Пошли ко мне. Помянем тех, кто не вернулся...
— Да нам бы... в общем... ехать надо, — начал неуверенно Наливайко, но Коля Борода решительно постановил:
— Иди, Василий Петрович, иди и даже не думай. Сам в лучшем виде затарюсь. Ну всё, ребята, пока. Посидел бы с вами, да никак, живые сожрут живьём.
— А теперь, ребята, давайте за вас, — налил по второй Василий Петрович,— За то, что живыми остались, за то, что целыми пришли. За то, что есть с кем Ваньку моего помянуть...
Атмосфера в номере царила самая братская. Четвёртая стопочка на столе стояла отдельно, накрытая кусочком хлеба, и казалось, что младший Наливайко сидел где-то рядом, улыбался, слушал их разговор. Одна беда, видеть его мог разве только Шерхан, безмятежно разлёгшийся на линолеуме. Зря ли говорят, что собаки легко видят незримое. Особенно такие вот «четырёхглазые», с рыжими подпалинка- ми бровей.
— Так ты, Олег, значит, писатель, — уточнил Василий Петрович. — И в каком же жанре работаешь?
— Ну... — задумался Краев. Мысль о необходимости жанрового самоопределения до сих пор его как-то не посещала. — Знаете, — сказал он наконец, — по-моему, в литературе, как и у вас в науке, всё самое интересное происходит на стыке направлений. Вы небось, чуть что, и физику готовы припрячь, и химию, и биологию, лишь бы до истины докопаться. Вот и я не о законах жанра думаю, а о том, чтобы читателя за уши не оттащить было. И под это дело ему всякого-разного познавательного сообщить. И про физику, и про химию, и про историю...
— Ох, только про историю нашу лучше не надо бы, — поморщился Наливайко. — Сплошное враньё, а против ветра писать — только начни, в один миг заклюют... Мы вот копаем в местной Долине Смерти... а ты думал, здесь такой нет? Есть, а как же... Короче, насмотрелись, слёзы на глазах. Никто не забыт, ничто не забыто... мать их... Как подумаешь, так даже и хорошо, что Ванька не в землю ушёл, а сразу на небо... Не то вот так же лежал бы, пока государство памятники ставит и слёзы крокодиловы льёт...
— Да нет, Василий Петрович, — помолчав, отозвался Краев. — Экскурсы в прошлое у меня запланированы, но в гораздо более давнее. По преданию, в здешних болотах есть остров, а на нём — святой монастырь. Действительно святой. И не потому, что монастырь, а потому, что место уж очень особенное. Я ведь из-за него сюда и приехал. Библиотеки перекопал, с этнографами говорил... Только разговоры — это одно...
— А ты давай-ка к нам, — внезапно воодушевился Наливайко. И даже пристукнул кулаком по столу, совсем не сильно, чтобы не расшибить хилую гостиничную мебель, но стало очевидно, что кулачищи у немолодого профессора были пудовые. — Мы ж на тех самых болотах как раз и сидим! Люди крутятся опять-таки всякие разные, они тебе что хочешь найдут. Кстати, про друга детства моего слыхал, про Мо- тю Колыму? Что, не слыхал?.. Пу, Олег, ты даёшь! Да его на каждой пересылке любая собака знает... Не, Шерхан, это не про тебя... Давай, в общем, приезжай... Ладно, ребята. Пойду, в самом деле, Ханька выведу... Спасибо ещё раз за Ваньку моего...
— Ты мою бабу видел? — спросил Песцов Краева, когда за профессором закрылась дверь. — Она на тебя положила глаз, так что смотри, поосторожнее. Такое может...
— Хм, поздравляю, — не понял его Краев. — Только за меня не бойся. И за неё. Как положила, так и...
— Да не про койку речь, сержант, — как-то грустно усмехнулся Песцов. — Уж доподлинно не знаю, кто она, но ты мне поверь... Волшебница, телепат, экстрасенс... Да ещё и с яйцами баба. С такими, что замочит и не моргнёт. Ну так вот. Ей до зарезу нужна какая-то древняя хреновина, которая у тебя есть.
Олег сразу понял, что речь шла о пресловутом нагубнике. Он успел даже представить жеманную красавицу в виде затянутой в чёрное «расхититель- ницы гробниц», крадущейся в ночи к нему в номер, но промолчал, ожидая продолжения. И продолжение не задержалось.
— Только вся закавыка в том, — продолжал Песцов, — что хреновину эту нельзя ни украсть, ни купить, ни отнять. Можно только получить в виде презента. Чуешь, какая фигня? А я в ней участвовать не желаю...
— Чую, — посмотрел ему в глаза Краев. — Слушай, а совсем послать твою любезную никак не получится? Такие у нее яйца большие?