Семёнова Мария
Шрифт:
— Да, похоже, выпито было изрядно, — глянул на часы Забелин. — Вот и нам бы чайку на дорожку ра и в путь. Волков ноги кормят.
Тут Оксана прониклась к нему почти родственным чувством, поняв, что ему до блудного сына Африки тоже было конкретно фиолетово. Своих забот полон рот...
— Чайку? Сделаем мигом. — Майор исчез и тут ■се возвратился в сопровождении официанта, державшего электрический самовар. Сам Колякин нёс рвно увесистый, оранжевого пластика пакет. — Вот, Или котика вашего, — с чувством сказал он. — Иечё- рочка телячья. Парная...
— Спасибо,— не побрезговала искренним подарком Оксана...
Варенцова. Не буди лихо...
Когда принесли счёт, платить по которому, учитывая съеденное и выпитое, оказалось легко, приятно и даже смешно, Колякин вовсе показался ей вполне достойным человеком, отличным командиром, надёжей и опорой конвойной службы. Такому не грех помочь, ободрить, поддержать по мере сил словом и делом.
— Да, майор, думаю, мы сработаемся, — сказала на прощание Варенцова, с одобрением кивнула и в сопровождении Забелина вышла на свежий воздух. И сразу услышала визг тормозов — это лихо, с понтом, по-пацански остановилось возле входа авто. Плевать, что корейское и, по сути, бюджетное, зато сразу чувствуется — от правильных пацанов: с тонированными в ноль стёклами, с погремушками обвеса, с нестандартными покрышками, с великолепием литья. На капоте скалил зубы недовольный жизнью тигр — не азрографированный, всего лишь плёночный, но зато страшный — аж жуть[2]. В целом машина напоминала дешёвый леденец, завёрнутый в яркий фантик.
— Земеля, отвали, мы ненадолго, — веско послал водитель сунувшегося было ларковщика. Вылез из машины, лихо подмигнул попутчику, разминающему ноги на газоне.
— Ну, корень, и Ташкент. Сейчас мы с тобой пивка холодненького...
Оба, что водитель, что пассажир, были прикинуты в чёрную кожу, жара там, не жара Не столько крутые, как на понтах, не столько блатные, как голодные.
«Ну и шелупонь»,- скривилась Оксана гадливо прищурила глаза и направилась было к забелинской «Ниве», но тут «шелупонь» заинтересовалась бомжом, тихо пробиравшимся через стоянку.
— А ну-ка, чмошник, стоять, — ощерился рулевой. — Живо озадачился, упёрся рогом и цротёр все стёкла моей ласточки. Если хочешь оставаться та ким же красивым и здоровым... Ну всё, в пахоту время пошло I
Оксана невольно вспомнила совсем другого бом жа, сшивавшегося во дворе сё питерского дома (на помним, сугубо ведомственного). Тот при виде подъ жавшего автомобиля немедленно бросался проти- мть номера, думая таким образом заработать на пи- ю; беда была в том, что номера при «протирке» грязним рукавом нещадно царапались. Соответственно, сонтингент, состоявший из офицеров «компетентна органов», шарахался, ругался и спешил сунуть даоровому террористу десятку, только чтобы он L-шзко к машине не подходил.
Здесь, похоже, ситуация складывалась принци- шально иная.
— А чего их тереть-то, милай, — поднял голову 5омж, и его интонации вдруг показались Оксане смутно знакомыми. — Чёрного кобеля не отмоешь юбела. Все одно в машине у тебя будет темно, как i жопе у мавра. Не ведаешь, милый, куда рулишь...
— Что? — Рулевой страшно выругался и схватил бомжа за ватник на груди. — А ну, козёл, живо в пахоту! Ты, пидер, гребень, парашник, ложкомой- ник, дятел, сука, грёбаный чушок...[3]
Оксана, даром что была в форме, даже не вспомнила о присутствии рядом своего прямого начальства Ну забывала она в таких случаях спрашивать разрешения — ругайте, наказывайте, подошла и с ходу вмазала носком туфли-лодочки водителю по ноге. Чуть пониже икры, аккурат в нервный узел. Тут же приласкала ладонью в почку, двинула коленом в бедро и от всей души, с каким-то зверским наслаждением засадила кулаком в печень. И кто говорит, будто женщина неспособна отправить мужчину в аут по причине невозможности нанести достаточно сильный удар, тот просто не стоял никогда под подобным ударом. «Правильный пацан» охнул, захрипел, ёкнул внутренними органами и, забыв про бомжа, начал укладываться на землю.
Однако упасть ему не дали. Сильные руки (на сей раз — мужские) схватили за воротник, и громкий голос рявкнул:
— Фамилия?
Это вмешался в происходившее подполковник Забелин. Тоже не постеснявшийся ни формы, ни присутствия подчинённой.
— Сучков мне фамилия, — всхлипнул рулевой, — а ему, — он указал па стоявшего столбом пассажира, — Засухин. Дяденька... — умоляюще посмотрел он на Забелина. — Тётенька... — Это уже относилось к Баренцевой. — Простите! Отпустите! Я к братану на свиданку еду, весь на нервяке, вот и не совладал с натурой, не сдюжил, каюсь... Простите, дяденька, ошибка вышла...
Да, прав был классик: битие определяет созна- ' ние. А если при этом присутствует ещё и васильковый цвет, воспитательный процесс поднимается на небывалую высоту. Наивному Макаренко и не снилось...
— Документы! — велел Забелин. Взял, посмотрел с неохотой вернул. — Так, значит, говоришь, к брату^ На свиданку?
И Оксана начала понимать, отчего его так кроткс слушался встреченный давеча вепрь.
— Так точно,, дяденька, к брату, - часто закивал рулевой. — К молочному.™ к Федьке... Он теперь на расконвое, за хорошее поведение. Дяденька, отпус-