Шрифт:
Соловьева всегда была не в меру болтлива, и уже через минуту Марина узнала, что они живут там же; в Верхних Вязах все хорошо, торговый центр построили, и у нее с мужем там «точка». Света ездит в Октябрьское за товаром, вчера тоже приехала, останавливается обычно у брата с женой, а сейчас едет от подруги. Посидели, выпили, поболтали за жизнь. Что выпили, Марина и сама поняла, чувствовала кисловатый запах настойки в сочетании с чесночным духом.
— Вы, значит, с мужем тут, а Серега ваш в Вязах? — подвела итог Света.
Сережа, вернувшись из армии, собирался снова поступать в институт, но внезапно передумал, решил годик поработать. Вскоре сказал родителям, что встретил бывшего одноклассника Руслана Лаврова, тот предложил работать в его фирме, которая называется «Лавр», а в Октябрьском все равно нормальную работу не найти.
Марина была против, но кто ее слушал? И с тех пор, почти полгода уже, права Света, сын жил в Верхних Вязах. Квартирку однокомнатную снимал.
— Да, Сережа сейчас в Вязах, — коротко ответила она.
— Знаю-знаю, они же с моим сыном работают! — Соловьева похлопала Марину по руке. — У Руслика Лаврова. До чего головастый парень! И красивый, как картинка. Деньги хорошие, фирма же. Поднялись, раскрутились. Дай бог каждому! — В голосе прозвучала гордость. — И нам с тобой хорошо.
Марина не поняла, и Соловьева пояснила:
— Матери всегда хорошо, когда дети довольны.
Вскоре Соловьева вышла, Марина поехала дальше. Сейчас она стояла под душем, чувствуя, как горячие капли барабанят по спине и плечам, вспоминала недавний разговор и думала, что она, в отличие от Соловьевой, не так спокойна и довольна положением дел.
Выйдя из ванны, Марина высушила волосы феном (а то утром будут дыбом стоять, не уложишь), пошла на кухню, попутно включив телевизор в большой комнате. Пусть бормочет.
Когда она пожарила яйца, соорудила бутерброд и налила себе чаю в любимую кружку, раздался звонок. Еще не сняв трубку, Марина уже знала, кто это.
— Привет, Лидусь, — поздоровалась она с сестрой.
Они жили в одном доме на разных этажах, работали в одной больнице. Лидуся была на пять лет старше, одинокая, ближе Марины и ее семьи — никого. Сестры с детства были близки, и, живя в Верхних Вязах, Марина сильнее всего тосковала по Лидусе, по возможности увидеться, чаю вместе выпить, сходить в театр или в парк, обсудить все-все на свете.
У Лидуси нынче дежурство, звонила она из больницы.
— Как добралась? На дорогах сумасшествие! В травму народ косяком везут, аварии кругом.
Марина сказала, что добралась нормально и собирается ужинать.
— Ты тоже поешь, а то знаю я тебя. Обо всех больных думаешь, а про себя забываешь.
Они поговорили еще немного о том о сем, а перед тем, как попрощаться, Лидуся сказала:
— Так и не нашли еще автобус, слышала?
Марина вздохнула: как не слышать? Весь город в курсе.
— Страшное дело.
— Все-таки хорошо, что вы оттуда уехали. Дыра дырой эти Вязы. То земля провалилась, то теперь автобус пропал. Еще Сережку бы забрать, — заметила Лидуся.
— Заберешь его, как же, — вздохнула Марина. — Это из садика забрать просто, а тут… Взрослый, сам решает.
Они повздыхали, потом Лидусю позвали, и сестры повесили трубки.
Позже, собираясь выключить телевизор перед сном, Марина снова увидела на местном телеканале выпуск про пропавший автобус. Осенние каникулы уже закончились, а дети так и не объявились. Ведущая новостей закатывала глаза, скорбно поджимала губы и хмурила брови: давала понять, что шансы найти детей живыми и здоровыми тают с каждым днем.
Так и вышло.
Через день все только и говорили об ужасающей находке на дне провала. На город словно опустилось черное облако: никто не смеялся, не слушал громкую музыку; люди плакали, горевали и, встречаясь взглядами друг с другом, понимали, что думают об одном: слава богу, моего ребенка не было в том автобусе.
В такие моменты всем хочется быть ближе к родным. Марине удалось поговорить с мужем (он звонил, когда появлялась возможность), а вот с Сережей — нет. Сколько ни пыталась дозвониться сыну, домашний и рабочий телефоны молчали.