То, что я больше не полагаюсь на свои способности, — маленькая ложь во спасение. Я всегда говорю так Майку, с тех самых пор, как вытащила его из-под колес. Мои способности при мне двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, как у проститутки, которая трудится на не знающего жалости сутенера.

Майк понятия не имеет, что попал в точку, давая мне папки с самыми глухими нераскрытыми делами полицейского департамента. Больше всего меня любят убитые и пропавшие без вести. Обычно я могу от них отмахнуться. Но мне случалось анонимно отправлять по почте подсказки. Звонить матерям с разового номера. Я как врач неотложки, который готов зашить рану, сделать искусственное дыхание или констатировать медленное умирание, а после отпустить пациента восвояси и больше никогда его не встретить. Так я объясняю это себе. Что сама позволяю им уйти.

— ...Шарпа нужно понять. Он никогда не отступается. Он еще чванливее, чем кажется, но под этим самодовольством скрывается дьявольский ум. Готов залезть в душу осужденному серийному убийце и под пиццу и разговоры о бейсболе на скамейке для пикников вытянуть место, где зарыта еще дюжина чьих-то дочерей. Если бы ты просто присела рядом, то ни за что не догадалась бы, кто из них убийца. Он так глубоко влезает в их ДНК, что ты начинаешь сомневаться: а выберется ли он обратно? Каким бы он ни был, все это ради дела. И если немного актерской игры и пицца не сработают, он прибегнет к другому способу.

— Похоже, со мной он использует кувалду.

Майк решительно ставит стопку, давая понять, что закончил разбор внутреннего мира Джесса Шарпа.

— Сьюзен Джейкобсон, четырнадцать, Стейтон-Айленд. Эшли Хоули, двадцать, Колумбус, Огайо. Холли Уэллс и Джессика Чэпмен, десять, Соухэм, Англия...

Я поднимаю руку:

— Да поняла я, поняла. Дела о пропавших без вести, раскрытые экстрасенсами.

— Ричард Келли, семнадцать, Лимерик, Ирландия, — продолжает он. — Мелани Урибе, тридцать один, Пакойма, Калифорния. Мэри Кузетт, двадцать семь, Элтон, Иллинойс. Эдит Кикориус, четыре года, Бруклин...

— Это часть твоей стратегии по убеждению Шарпа? Не волнуйся, он отыщет, где концы не сходятся. Лазейки всегда найдутся.

— Технически Этта Смит даже не считала себя экстрасенсом, когда привела полицию к телу Мелани Урибе в каньоне, — не унимается Майк. — Работала экспедитором, про исчезновение услышала по радио. У нее было видение — тело Мелани, и она поехала с семьей в долину Сан-Фернандо, чтобы его найти. Прямо на место преступления.

— Однако копы не поверили в экстрасенсорные способности Этты Смит, — возражаю я. — А взяли и предъявили ей обвинение в убийстве. И четыре дня она провела в заключении.

— Пока мужчины, которые изнасиловали и убили Мелани, не признались. Почему ты артачишься? Экстрасенсы — это же твое племя.

Мое племя.

— Ты знаешь, что я об этом думаю, Майк. На одного настоящего экстрасенса приходится тысяча мошенников, которые разрывают людям сердца. Как насчет экстрасенса, который заявил матери Аманды Берри по национальному телевидению, что ее дочь мертва, хотя на самом деле девушка была жива и еще десять лет ее держали в подвале в Кливленде вместе с двумя другими женщинами? Год спустя мать умерла от сердечной недостаточности, думая, что ее дочь погибла. А как насчет той анонимной женщины-экстрасенса, по звонку которой все силы правопорядка округа Либерти были брошены на тщетные поиски массового захоронения в Восточном Техасе?

— А там, оказалось, воняло гнилым мясом из сломанного холодильника? — Майк пожимает плечами. — И что с того? Все ошибаются. Покажи мне копа, который ни разу не облажался.

Мы молчим, пока Стив расставляет передо мной ужин: бутылку «Топо», стакан с сахаром на ободке, четырьмя вишенками и водкой на два пальца во льду, а еще бумажный контейнер с желтым сыром, растекшимся по логотипу: «Ти Джей бар и гриль. Мы не меняемся».

— Одна взрослая «Ширли Темпл» и одна большая порция начос для леди, — объявляет Стив. — Бонусный перчик и вишенки от заведения девушке этого вечера. После того как вы зашли, мои чаевые выросли втрое.

Майк подается вперед, расправляя плечи лайнмена. Стив понимает намек.

Я жду, пока Стив вернется разливать бурбон, его тугие мышцы играют под белой футболкой. Тюремный срок сочится из каждой поры.

— Ты видел трилистник Арийского братства у Стива на предплечье? — выдыхаю я. — И буквы на костяшках?

— Видел. И кстати, он не Стив. Вышел из тюрьмы, но еще не свел лазером татуировки на случай, если придется возвращаться в Хантсвилл. Мы с ним немного поболтали.

— ACAB [9]. Это по-прежнему означает: «Все копы — козлы»?

— Я думал, там написано: «Все копы — красавчики».

Майк начинает расставлять пустые рюмки, избегая моего взгляда.

— Как ты? Ну, после ухода мамы.

— Серьезно? Тебе интересно, как я скорблю?

— Я все понимаю. Не самое лучшее время, чтобы привлекать тебя к расследованию громкого нераскрытого дела.

— Но технически оно ведь закрыто? Мать девочки осудили, и она в тюрьме.

— Люди не могут забыть Лиззи. Слишком много вопросов, Вивви, и ни одного ответа. И эти вопросы не дают покоя тем, кто разворачивает пока скромную, но перспективную кампанию в поддержку ее матери.